высоченная куча, образованная рухнувшей стеной.
Дравиг, вместе того чтобы протискиваться через воротца, счел более удобным перебраться через стену и стоял теперь в заснеженном закоулке неподалеку от Найла. Любые следы, если их кто-то и оставил, были безнадежно занесены недавним снегопадом. Стояли молча. Кстати, любопытно: находясь рядом с пауками, испытываешь эдакое созерцательное спокойствие, заодно обостряется и интуиция. Ум распирало от вопросов и смутных догадок, заставляло с обостренной резкостью реагировать на пестрые, хаотичные детали окружающей действительности, назойливо притягивающие к себе внимание. И тут Найл непроизвольно, совершенно неожиданно для себя расслабился, физический мир в одно мгновение будто бы отхлынул. Даже руки и ноги перестали зябнуть, будто принадлежали кому-то постороннему. В этой новоявленной тишине у Найла пробудилось иное, какое-то настороженное внимание, словно бы сейчас, через мгновение, должно что-то произойти – звук ли грянет или что-нибудь еще. Пока он стоял, совершенно расслабившись, ощущение все усугублялось. Было в нем что-то неприятное, предвещающее угрозу.
Недвижно, без намека на нервозность, стоял Дравиг; кстати, по контакту с ним Найл чувствовал, что паук совершенно не чувствует тревоги. Часто Найл замечал любопытную вещь: пауки, даром что телепаты, иной раз просто удивляют отсутствием чувствительности. Может, потому, что им так редко приходится страшиться.
Найл пошел медленно, повернув голову, будто прислушивался. Поскольку взгляда он не отрывал от земли, то в конце концов возле левой стены обнаружил следы ног – немного, с полдесятка. Следы вели в противоположную сторону. Оставивший их – уж кто, неизвестно – двинулся было в одну сторону, но затем возвратился. Ветер дул с севера, а потому следы оказались занесены позже. Тут Найл остановился и, опустившись на колени в снег, начал пристально их изучать. Первое, что бросалось в глаза, это то, что обувь – сандалии или башмаки – отменного качества. Сандалии, которые носит в этом городе простой люд, в целом неважнецкие: толстая кожаная подошва и продетые снизу через отверстия ремешки, а то и просто матерчатые тесемки. Чтобы сберечь обувь от износа в местах, где она соприкасается с землей, отверстия утопляются в подошву и тесемки меньше трутся. Так что следы, оставленные слугой или рабом, были бы совершенно отчетливы: три пары отверстий. А вот те, кого пригнали из подземного города Каззака, носят обувь поизысканней. Имея в распоряжении гораздо больше времени, башмачники Диры изощрялись в своем искусстве и прихватывали щегольские кожаные ремешки точь-в-точь по размеру стопы. Если так, то вероятнее, что следы на снегу принадлежат жителю Диры.
– Это отпечатки одного из убийц? – спросил Дравиг.
– Да.
– Я чувствую, они вызывают у тебя любопытство.
– Странно как-то. Если посмотреть на мои следы, то видно, что все равномерно, пятка и носок утоплены на равную глубину. А у этих пятка гораздо глубже, чем носок.
– Я это вижу, – учтиво сказал Дравиг, но, судя по всему, причины любопытства Найла не уловил. По-видимому,
