до церкви Мадлен, – сказал он себе, – и медленно пойду назад».
На углу площади Оперы он столкнулся с толстым молодым человеком, лицо которого смутно показалось ему знакомым.
Он пошел за ним, роясь в своей памяти и повторяя вполголоса: «Где я, черт возьми, видел этого субъекта?»
Тщетно перебирал он свои воспоминания, потом вдруг, по странному капризу памяти, этот самый человек представился ему менее толстым, более молодым и одетым в гусарский мундир. Он вскричал: «Да ведь это Форестье!» – прибавил шагу и хлопнул проходящего по плечу. Тот обернулся, посмотрел на него, потом сказал:
– Что вам угодно, сударь?
Дюруа засмеялся:
– Ты меня не узнаешь?
– Нет.
– Жорж Дюруа, шестого гусарского.
Форестье протянул ему обе руки:
– А, дружище! Как поживаешь?
– Отлично, а ты?
– Я – неважно. Представь себе, грудь у меня теперь стала словно из папье-маше: из двенадцати месяцев в году я шесть кашляю – последствия бронхита, который я схватил в Буживале сразу по возвращении в Париж, уже четыре года тому назад.
– Что ты! Да ведь у тебя совсем здоровый вид.
Взяв под руку своего старого товарища, Форестье принялся рассказывать ему о своей болезни, о диагнозах и предписаниях врачей, о трудности следовать их указаниям в его положении. Ему предписано провести зиму на юге; но как это выполнить? Он женат, он журналист, имеет отличное положение.
– Я заведую отделом политики в «Ви Франсез». Пишу отчеты о заседаниях сената в «Салю» и время от времени даю литературную хронику в «Планет». Да, я вышел в люди.
Дюруа с удивлением посмотрел на него. Он очень изменился, возмужал. Теперь у него была манера себя держать, походка, костюм как у человека солидного, уверенного в себе; брюшко человека, который плотно обедает. Прежде он был худым, тщедушным, гибким, легкомысленным, задорным, шумливым и всегда веселым. Париж в три года совершенно преобразил его: он потолстел, стал серьезным, волосы на висках начали седеть, а ведь ему было не больше двадцати семи лет.
Форестье спросил:
– Куда ты идешь?
Дюруа ответил:
– Никуда, просто гуляю перед тем, как вернуться домой.
– Так не проводишь ли ты меня в «Ви Франсез»? Мне нужно там просмотреть корректуру. А потом пойдем выпьем вместе по бокалу пива.
– Идет.
И они пошли под руку с той свободной непринужденностью, которая сохраняется у товарищей по школе и по полку.
– Что ты делаешь в Париже? – спросил Форестье.
Дюруа пожал плечами:
– Попросту околеваю с голоду. Когда окончился срок моей службы, мне захотелось вернуться сюда, чтобы… чтобы сделать карьеру или, вернее, просто пожить в Париже; и вот уже полгода, как я служу в управлении Северных железных дорог и получаю всего-навсего
