ожидать, это событие имело своё продолжение. В больнице нашёлся коммунист – ревностный хранитель Устава КПСС, и сразу же сообщил об инциденте в райком партии. И уже на следующий день состоялось общее партийное собрание района.
Открывая собрание, первый секретарь райкома КПСС заявил:
– В нашей партийной организации района произошло чрезвычайное негативное событие!
Все члены КПСС замерли. Выждав паузу, он вдруг обратился ко мне:
– Зачем ты это сделал?! Зачем нарушил Устав?!
– А что именно? – спросил я.
– Не прикидывайся дурачком! – стал наваливаться он на меня.
– И всё-таки!
– Зачем разрешил попу посетить инфекционное отделение!
– Совесть не позволяла поступить иначе!
– Какая это ещё совесть! У коммуниста совесть – это Устав КПСС! А его надо свято соблюдать!
– Вот вы сами сказали слово «свято», а ребёнку мог помочь только священник! Не мог я поступить иначе! Не мог отказать матери в спасении сына!
– Лечить надо было лучше, а не способствовать шарлатанству!
– Педиатры старались, но у них не получалось!
– Значит, плохие они специалисты!
– Возможно, но других в районе нет!
– Надо было больного отправить в краевую больницу!
– Он был нетранспортабелен!
– Это не даёт тебе права нарушать Устав!
– Говорю же, что совесть не позволяла поступить иначе!
– Вижу, тебя не переубедить!
Он заклеймил меня позором в религиозном «маразме» и даже обозвал баптистом. А на мои же слова «Но ребёнок выжил, а должен был умереть!» рывком поднялся из стола и заявил:
– Лучше бы он умер, чем сейчас наша партийная организация в твоём лице терпит такой позор!
– Как умер?! – прошептал я и замер, увидев бешено злобное выражение лица этого партийного вождя района.
Все члены райкома и секретари первичных партийных организаций замерли. В зале воцарилась гробовая тишины. Кто-то опустил голову, а кто-то с гневом уставился на меня. Третий же секретарь демонстративно отвернул голову. Это меня сильно удивило, так как совсем недавно я весьма успешно вылечил его, о чём будет написано ниже. По-видимому, для него нарушение Устава было сродни несоблюдению «Заповедей» для служителя культа.
Все понимали, что в отношении меня грядут репрессии. И они в дальнейшем начались.
Более двух часов продолжалось это иезуитское собрание. Первый секретарь добивался от меня, чтобы я признал свою вину, а я упорно сопротивлялся. Сломать меня через колено ему никак не удавалось. Все его заместители, то есть второй и третий секретари, с укоризной смотрели на меня, как бы призывая смириться и признать свою вину, но честь и совесть, а эти слова были написаны на партийном билете, не позволяли
