следил за доктором, второй собирался погрузить детишек в кузов и, скорее всего, увезти в один из концлагерей. Выстрел эхом прокатился по городу, как только дети оказались у второго немца; таким образом, первый солдат избавился от фельдшера, потому что тот сопротивлялся.
– А ну не трогай сестрёнку, отцепись, немчура поганая! – кричал, вырываясь, чумазый мальчишка в рваной одежде. Он сопротивлялся, пытался бить солдата свободной рукой, сжатой в кулак, но этим лишь ещё больше раззадорил немцев.
– Мишка… Миша, помоги-и-и… – не переставала кричать девочка, оказавшись в кузове.
Обращаться с оружием меня научили на занятиях в тире, где стрелял я по обычным мишеням и не мог подумать, что когда-нибудь мне придётся убивать людей, но с другой стороны, я не мог допустить, чтобы детей увезли. Потому-то, поборов страх, я убрал ромашку в нагрудный карман, зарядил винтовку (хотя и не знал, сколько в ней патронов), прицелился и, задержав дыхание, выстрелил. Солдат рухнул на землю.
– Либо сейчас, либо никогда! – Мои руки уже не дрожали, как перед первым выстрелом.
Пока я перезаряжал винтовку, немцу удалось добежать до кабины грузовика, и он бы забрался туда, но следующий выстрел его опередил. Солдат припал к открытой двери, застыв, подобно статуе.
Из кузова послышались плач девочки и мальчишеский голос:
– Асенька, не бойся, нас спасут!
Я огляделся по сторонам, убедился, что поблизости больше никого нет, убрал за спину винтовку и пересёк дорогу.
– Эй, ребята, вылезайте, – шёпотом позвал я.
Первым из-под коричневого брезента выглянул мальчик, вслед за ним— девочка.
– Всё кончилось! Только тихо! – попросил я.
Мальчуган спрыгнул на землю.
– Ася, давай, теперь ты, – сказал он, когда я протянул руки девочке в красном потрёпанном платьице.
Ребятишки стояли рядом и смотрели на меня полными слёз глазами, в которых читалась искренняя благодарность. Я старался поблагодарить их за смелость и желание жить, но между нами, казалось, встала прозрачная вековая стена, из-за которой дети меня вовсе не слышали. Вот почему мы лишь прикоснулись друг к другу ладонями и улыбнулись.
Спустя мгновение я невольно нашёл в кармане галифе сложенный листок бумаги, прочёл написанное на нём и отдал мальчику.
– Мы победили! – прочёл я по его губам.
Я вновь обменялся с детьми взглядом.
Ася и Мишка взялись за руки и, помахав мне на прощание, скрылись за поворотом улицы.
Пару секунд я продолжал вдыхать воздух военного времени, потом достал ромашку и оторвал лепесток.
Полки. Антресоль. Зеркало… Всё вернулось на свои места. А я смотрел на собственное отражение в форме и с увядшей ромашкой в руке.
Публика
