с собой… Пусто.
– Пройдёт, послушай. На меня однажды тоже нашло…
– Мишка, давай сделаем так, чтобы этот вечер был нашей последней встречей!
– Ты просто сошла с ума… – я ещё смеялся.
– Прости меня… Помнишь, я просила тебя спасти меня? Ты догадался – от кого?
– Мне показалось – от тебя самой… – я испугался звука собственного голоса: голос выдавал меня с головой.
Она не шевелилась.
– Ты не сумел меня спасти. Но ты не виноват.
Это было так не похоже на неё: каждое слово было каким-то фальшивым, сделанным, лишённым её юмора…
Я знал, что надо было что-то сдвинуть… Встать, крикнуть…
Я встал и пошёл… Вдруг вернулся и почти застонал, как последний идиот:
– Это же несправедливо: ты всё это время… Ты … ты… Тебе ведь хорошо со мной! И я люблю тебя. И мы не должны расставаться…
Она, как будто, разыгрывала роль. И подчиняясь тексту, да именно подчиняясь тексту, твердила, твердила– нечто– в темноте, смотря куда-то, словно под чьим-то гипнозом:
– Это неминуемо. Это когда-нибудь должно произойти…
Я уже кричал:
– Пусть! Но пусть не будет так искусственно! Пусть мы расстанемся из-за ссор, когда это будет последним выходом. А сейчас это – нелепо!
– Ну – не расстанемся мы, – я пугался её голоса. – А что будет потом?
Она говорила и говорила, как в бездну. Кому?
Я уже не смотрел на неё.
Я кажется, заплакал. Я ничего не ощущал. Я слышал, как она называет моё имя.
– Обними меня, Мишка. Быстрей! Дурак. И не отпускай!
– Если я обниму тебя, я уже никогда не смогу уйти.
Но я обнял её.
Она положила на моё плечо мой свитер.
Мимо меня простучали её каблуки… Я ослеп. Саданул скамейку. Она крякнула и рассыпалась. Я побрёл куда-то…
– Миша! – она схватила меня за руку. – Дурак! При чём здесь скамейка?!
Мне показалось, что она плачет.
– Ты хотел ударить меня?!
Вдруг она погладила меня по голове (!)
– Мишенька! Я боюсь за тебя… как ты пойдёшь домой?..
– Не бойся. Ты мне не мамашка! Никто не догадается, что у меня что-то произошло. Так что – иди…
Теперь словно наступил её черёд уговаривать меня: она как будто ожила…
– Мишка! Давай завтра встретимся. Видишь, я уже прошу…
Глаза её блестели. Она была опять прежней. (!) Не было этого странного матового взгляда сомнамбулы. Как будто прошёл какой-то странный приступ…
Я посадил её на такси. И поплёлся домой. Ноги мои волочились за мной… Я ничего не понимал…"
На
