духовно не расплющиться под обвалом унижений, а заодно и от дикой нищеты, когда в кармане порою не было 10 копеек на маршрутку или 15 копеек на бутылку молока.
Исписанные страницы крепили во мне убеждение, что перелом близок. Я приучил себя сохранять твердость духа и ясность мысли в любых обстоятельствах. Это позднее пригодилось и в целительской работе.
Как-то под утро я утомленно поставил на последней странице большую жирную точку. Размашисто расписался. И лишь только открылась почта, отослал папку в Ленинград. В издательстве рукопись, естественно, помурыжили, но прислали аванс. А там и десять авторских экземпляров. Следом позвонили с почты и шепотом велели: «Придите получить перевод. Нести вам домой никто не соглашается». Я побежал на почту. Это был гонорар. Такого количества денег я в руках никогда прежде не держал. Я ощутил себя «скупым рыцарем», бальзаковским Гобсеком и властелином мира одновременно!
Когда же я стал ходить по газетно-журнальным редакциям, показывая и даря (с автографом!) свою первую книжку, на меня уже смотрели по-иному. Я перешел в категорию подающего надежды.
А третьим обстоятельством оказалась невзрачная вывеска. В одном из грязных закоулков возле метро «Дзержинская» (теперь – «Лубянка») я сначала увидел вывеску «Вторсырье. Районная контора». А рядом – «Редакция газеты «Московский водник».
Главный редактор, Евгений Иванович Среднее, улыбчивый, полный человек, по возрасту был года на два старше меня. Чтобы принять или уволить с работы, ему не требовалось согласие отдела кадров. Он дал мне контрольное задание. Я принес ему статью. Он положил мне жалование в 60 рублей. Я вышел на работу и занялся… журналистскими расследованиями.
Тираж у газеты был 2500 экземпляров. За подвал платили от 3 до 5 рублей. Но именно в «Московском воднике» я прошел первую и самую главную свою школу журналистики. Этому помогла одна тонкость. Газета считалась органом Московского речного пароходства. Но в результате давней бюрократической казуистики формально «Московский водник» напрямую подчинялся… отделу печати ЦК КПСС. Сам ЦК об этом давно забыл. Но если пароходство сильно давило на Среднева, он мягко, с улыбкой, напоминал: «Я все понимаю. Но мы подчиняемся ЦК партии. Хотите – зайдем, посоветуемся?» Иметь дело с «любимой партией» никто не хотел. И статьи из многотиражки «Московский водник» перепечатывали большие газеты. Чаще других – «Известия» и «Труд».
Среднев с первых шагов поддерживал меня в моих проектах. Если я что-то нащупывал, он отпускал меня на пять-семь дней в «свободный поиск». Я, скажем, разобрался, куда в Южном порту столицы исчезают триста (!) тонн арбузов из каждых шестисот, что прибывали на баржах из Астрахани. И вышел «гвоздь» – статья «Благополучие на арбузной корке».
В следующем материале «Сухов и Компания» я рассказал о громадных хищениях в системе УРСа (Управления рабочего снабжения) Московского пароходства. Снабженцы обирали экипажи судов и туристов-пассажиров.
На очереди был еще один
