под заглавием «Все, как один – на выборы или все на выборы – один как?»
Впрочем, как уже говорилось, кандидаты старались не «трясти дерево» до критической отметки. Неизвестно, к чему же это могло привести. Ведь были, были в лесной истории моменты, когда зайцы восставали, стеной шли на волков, а косули на леопардов. Единственное, что себе позволяли кандидаты – это постоянное битье в грудь мохнатой лапой с истошными выкриками: «Вы же меня знаете! Вы же меня знаете! Вы же меня знаете!» И только кот в мешке тихо шевелился…
И вот настал знаменательный день. Лесной народ проголосовал под неусыпным оком наблюдателей из «Всемирного совета лесов и дубрав», Лесным главою с большим перевесом голосов был избран Кот в мешке.
И выбрали его только потому, что остальных кандидатов в лесу слишком хорошо знали…
Жил-был король когда-то. Жуткий сатрап и тиран. А значит, очень хотел, чтобы его обожали. Так, бывало, придворным и втолковывал:
«Пусть мой народ не кует, не сеет, не пашет, а только меня обожает».
Ну, придворные, они ребята сметливые, бульон из черепахи не сафьяновыми сапожками хлебали. Умели, умели, черти, народное ликование организовать. Кого пряником, а кого кнутом, но сгоняли народ на представление с придворными поэтами и крокодилами. А после представления в программе всегда было шествие короля со свитой и ликованием.
И все бы хорошо, да уж очень подозрительным был тиран. Все желал да пытался разузнать, искренне обожает его народ или из-за бесплатных пряников и крокодилов? Для узнавания этого содержал людишек пронырливых да ловких, числом чуть поменьше самого народа. Да только напрасно содержал, кто ж это ему правду говорить станет, головой кудрявой рисковать. Вот и докладывали правителю то, что хотел он услышать. А особенно старался главный королевский глашатай. Послушать его, то ложился и вставал народ с именем обожаемого монарха на устах. И ел – о нем думал, и пил – все о нем, и в отхожем месте, простите, исключительно о его величестве размышлял.
Да только король хоть и тиран был, да не совсем дурак. Все меньше и меньше верил своему глашатаю. А когда и вовсе перестал, то задумал одну хитрую придворную интригу. Да вы знаете, о чем речь. О ней в одном гениальном рассказе говорилось. Вышел однажды король в том, в чем его величество ее величество королева-мать родила, на улицу, да и пошел со свитой гулять – ликованию внимать. Шел, шел… и ничего – ликует народ да и только. Ликует и громко нахваливает по команде главного глашатая элегантность изысканность королевского костюма.
И вдруг, как гром с ясного неба, как кирпич с крыши, тонюсенький, на выдохе, голосок: «А король-то голый!» И тишина. Гробовая, кромешная. И сжал народ в страхе головы руками, а языки между ягодицами. И обернулся монарх и вновь прозвучало страшное в своем простодушии звонкое, детское: «А король-то голый!»
Засветились тут странным огнем очи тирана. Обвел он глазами толпу и задержал взгляд свой на малолетнем
