дряхлая. Ведь ей полтораста лет, – злобно думал он. Да, старая, – думал он, – зато вот какая сильная! И отвращение сплеталось с прельщением. Чуть тепленькая, трупцем попахивает, – представлял себе Передонов и замирал от дикого сладострастия”. Или еще цитата: “Вдруг Рутилов спросил:
– Ардальон Борисыч, а у тебя есть пятачок?
– Есть, да тебе не дам, – злобно ответил Передонов. Рутилов захохотал.
– Коли у тебя есть пятачок, так как же ты не свинья! – крикнул он радостно.
Передонов в ужасе хватился за нос.
– Врешь, какой у меня пятачок, у меня человечья харя, – бормотал он”.
Сологуб и Андреев – это уже ХХ век, когда подсознание с его темной, звериной глубиной, с его нелепыми, дикими видениями прорвало плотину рассудка и затопило русскую литературу. Если в произведениях XIX века дурь не выходит за рамки человеческих проблем, безумие существует как бы локально, являясь чисто “нашим” делом, – то ХХ век преподносит безумие уже как проблему космическую, и человек предстает игрушкой стихийных непознаваемых сил. В том и заключается символизм Сологуба, что за его вроде бы “бытовыми” картинами мы ощущаем это ДЫХАНИЕ мирового хаоса.
Чтобы увидеть общее, надо разгрести частности. Поэтому психология, гордость Толстого и Достоевского, в “Мелком бесе” идет на убыль. Человек мельчает. Порой для его определения довольно одной маски (Володин – “баран”). Не случайно роман заканчивается маскарадом, где, надеясь быть не узнанными, герои проявляют себя с самой низкой стороны.
В романе есть место, как бы пародирующее трагедию Шекспира “Гамлет”. Вот оно: “Смутные воспоминания шевельнулись в его (Передонова – А.С.) голове. Кто-то прятался за обоями, кого-то заколол не то кинжалом, не то шилом. Передонов купил шило. И когда он вернулся домой, обои шевельнулись неровно и тревожно, – соглядатай чуял опасность и хотел бы, может быть, проползти куда-нибудь подальше… Злоба закипела в Передонове. Он стремительно ударил шилом в обои. Содрогание пробежало по стене. Передонов, торжествуя, завыл и принялся плясать, потрясая шилом. Вошла Варвара.
– Что ты пляшешь один, Ардальон Борисыч? – спросила она, ухмыляясь как всегда тупо и нахально.
– Клопа убил, – угрюмо объяснил Передонов”.
К чему, собственно, эта пародия? В трагедиях, несмотря на жестокие, кровавые сцены, кипят высокие страсти и действуют умные герои. В жизни все гораздо хуже, утверждает Сологуб. Жизнь в основе своей грубее, тупей и ужаснее. Именно нелепостью своей, фарсом своим она ужаснее. Не замок, а заросшее лопухом захолустье, не кинжал, а шило, не Мефистофель, а маленькая, серая, юркая недотыкомка. Мелкий бес, тварь неопределенных очертаний, недотыкомка символизирует житейскую пошлость и обыденщину и одновременно страх перед этой обыденщиной. Она томит и преследует Передонова и в конце концов сводит его с ума. Дурак, сходящий с ума – звучит как будто парадоксально. Автор так пытается снять это противоречие: “Передонов
