на две-три секунды задержал внимание на балконе Лозинки, и невольно содрогнулся. Белая простыня на бельевой веревке ему показалась саваном в черном, словно чрево проеме балкона. Простыня помешала бы ему точно метнуть «кошку».
Из светящегося окна угловой квартиры на пятом этаже звучала музыка, слышались голоса загулявшей допоздна публики. Кто-то вышел на балкон, высек огонек из зажигалки. Дубняк машинально прижался к стене. Опасаясь быть замеченным, он оглядывался по сторонам. Ему казалось, что за раскидистыми кленами, кустарниками сирени и шиповника, кто-то затаился и напряженно наблюдает за его действиями.
Войти в подъезд дома и по лестнице подняться на площадку перед дверью в квартиру Лозинки он не отважился. Отлично, но с горечью осознавал, что для того, чтобы монтировкой сорвать стальную дверь с петель, надо обладать недюжинной силой. Разве что пару раз с отчаяния ударить в дверь, словно в колокол, молотком, всполошив жильцов дома и тем самым, выдать себя.
«Вот чертов адвокат, еще до смерти превратил квартиру в неприступную крепость. Была бы дверь из ДСП, обитая дерматином, как у многих простых граждан, то больших проблем бы не возникло. С «болгаркой» я бы быстро управился, проник в квартиру и забрал бы драгоценности и валюту. Так ведь на шум сбегутся жильцы дома. Вызовут милицию и повяжут с поличным на месте преступления, – с огорчением подумал Дубняк. – Нет, этот вариант совершенно не подходит. Иначе сразу загребут на нары. Вот и осталась его Лозинка в стальном гробу, напичканном драгоценностями».
Когда издалека донесся вой сирены. «Черт подери, если милицейский патруль остановит, то обязательно обнаружат фомку, «гусиную лапку» и молоток. Сразу решат, что вышел на промысел и с таким подозрительным арсеналом заметут в отделение. Попробуй тогда докажи, что не верблюд. Надо срочно рвать когти», – подумал Дубняк и, скрипя зубами, спешно покинул место несостоявшейся операции.
Семена Романовича утешала мысль, что у Элеоноры Борисовны не было родственников, которые бы настояли на вскрытии тела и выяснении причины гибели: «А так старушке было семьдесят четыре года, решат, что умерла от старости, другие и того меньше живут. Попугай Кеша сигнал бедствия подать не сможет. Будь то собака или кошка, то они бы, изголодавшись, напомнили бы о себе лаем и мяуканьем, а попугай, так игрушка. Вопрос еще в том, когда ее обнаружат?
Долго церемониться не станут, отвезут в морг, а может сразу на кладбище, и зароют, а квартира и имущество перейдут в доход государства. Получается так, что я на государство, которое дерет с меня налоги, поработал, а оно меня за это, если конечно следователь начнет копать, еще и посадит. Никакой здравой логики, абсурд и только».
4. Светский раут
Неожиданный диссонанс в смутно-выжидательное состояние Дубняка внес телефонный звонок от пациентки, месяц назад побывавшей у него на приеме пациентки.
– Слушая, – произнес стоматолог в тревожном ожидании, ибо каждый
