были одни тюрбаны нехристей и в голове только мысли о бастинадо, я начал молиться святому Стефано таким голосом, каким кричат на собак, а матросов подгонял жалобным мяуканьем. Черт побери! Нужно испытать такие вещи самому, синьор Родриго, чтобы узнать хотя бы, на что ты способен.
– Ты прав. Но кто такой этот Джино, о котором ты говорил, и как он стал гондольером в Венеции, если он родом из Калабрии?
– Этого я не знаю. Его хозяин – и, можно сказать, мой хозяин, так как я тоже родился в его владениях, – молодой герцог святой Агаты, тот самый, что добивается поддержки сената в своей претензии на богатства и почести последнего из рода Монфорте. Этот процесс тянется так долго, что парень успел стать гондольером, перевозя хозяина из его дворца к тем знатным господам, у которых он ищет поддержки… По крайней мере, так объясняет все это сам Джино.
– Я его знаю. Он одет в цвета своего хозяина. И он не лишен ума?
– Синьор Родриго, вряд ли кто-нибудь из калабрийцев может похвалиться умом. Мы ничем не отличаемся от наших соседей, но исключения всегда бывают. Джино достаточно ловок в своем деле и вообще человек неплохой, но что говорить – мы ведь не ищем в гусятине прелести жареного бекаса. Природа создала человека, однако дворян создают короли. А Джино – всего лишь гондольер.
– И искусный?
– Руки и ноги у него на месте, но, когда речь идет о знании людей или вещей, бедный Джино – только гондольер! У парня прекрасное сердце, и он никогда не замедлит услужить другу. Я его люблю, но что правда, то правда.
– Ну, держи наготове свою фелукку, потому что она в любую минуту может нам понадобиться!
– Тащи свой груз, а уж я сделаю остальное.
– Прощай. Советую тебе воздержаться от других дел, и смотри, чтобы завтрашнее веселье не испортило твоих людей!
– Попутного ветра тебе, синьор Родриго. Все будет в порядке.
Браво вернулся в гондолу, и она скользнула прочь от фелукки с такой легкостью, которая показывала, что рука, управляющая ею, искусно владеет веслом. Якопо помахал рукой Стефано, и вскоре его лодка затерялась среди судов, заполнивших порт.
Еще несколько минут капитан «Прекрасной соррентинки» ходил по палубе, вдыхая прохладный ветерок с Лидо, а затем пошел вниз, спать.
К этому времени темные, бесшумные гондолы, обычно сотнями снующие по водному простору, уже скрылись. Не слышно было больше звуков музыки на каналах, и Венеция, в другое время такая оживленная, теперь, казалось, заснула мертвым сном.
Глава VIII
Рыбак везет семью – жену с ребенком, Покинув свой зеленый островок. А рядом – землепашец. Близ него – Простая деревенская девчушка, Впервые убежавшая из дома; Монахини, монахи – на пароме Столпились все.
Никогда еще массивные купола, великолепные дворцы и сверкающие каналы Венеции не были
