она, невольно улыбаясь, тогда как румянец еще гуще залил ее щеки, – в Ливорно мало таких простушек, как я, которые выросли в уединенной башне на морском берегу.
– Джита, – возразил Рауль с глубоким чувством, – многие из благородных римлянок и неаполитанок могли бы позавидовать этой одинокой башне, которая помогла вам сохранить вашу чистоту и невинность. Такая жемчужина редко встречается в больших городах, а если и бывает, то скоро теряет свою первоначальную красоту, потому что ее грязнят.
– Что вы знаете о Риме, Неаполе, благородных дамах и жемчужинах, Рауль! – улыбаясь против воли, заметила Джита, и вся нежность, переполнявшая ее сердце, вылилась в эту минуту в том взгляде, который она бросила на него.
– Мне ли не знать, Джита! Я был в обоих этих городах и хорошо знаю то, о чем говорю. Я был в Риме, чтобы повидать святого отца, чтобы самому увериться в справедливости составившегося у нас во Франции понятия о нем самом и его непогрешимости, прежде чем остановиться на какой-нибудь религии для меня самого.
– И разве вы не нашли его святым и достойным почтения человеком, Рауль? – горячо спросила она его, так как религиозный вопрос был их вечным камнем преткновения. – Я уверена, что вы признали его таковым и достойным стоять во главе древнейшей и единой истинной церкви. Я его никогда не видела, но я не сомневаюсь, что это так.
Рауль знал, что его взгляд на религию представлял единственную преграду, мешавшую ей порвать со всеми остальными связями и согласиться разделить с ним его судьбу, счастливую или несчастную. Но в нем было слишком много прямоты и благородства, чтобы решиться обмануть ее; даже более, он постоянно щадил и оберегал ее собственную твердую и успокоительную для нее веру. Сама эта слабость ее, потому что он считал признаком слабости ее глубокую религиозность, – сама эта слабость имела особую прелесть в его глазах. И теперь он с более чем когда-либо глубокой нежностью смотрел на милое, хотя и встревоженное личико Джиты. Он ответил ей правдивым, хотя несколько снисходительным тоном:
– Ты моя вера, Джита, в тебе я поклоняюсь чистоте, святости и…
– Не говори больше, Рауль, если ты меня любишь! Это страшное богохульство! Скажи лучше, что ты нашел святого отца таким, как я тебе говорю.
– Я увидел в нем кроткого, почтенного и, в чем я твердо убежден, добродетельного старца; но это не более как человек, и я не мог в нем подметить никаких признаков непогрешимости. Его окружали вечно интригующие между собой кардиналы и прочие интриганы, способные скорее привести христианина в отчаяние, чем укрепить в нем веру.
– Довольно, Рауль, я не могу слышать таких речей. Вы не знаете этих святых людей, и ваш язык враг ваш, иначе… Слышите? Что это значит?
– Выстрел с фрегата! Я должен узнать, в чем дело. Когда и где мы увидимся?
– Не знаю. Но теперь мы слишком долго были вместе, нам давно пора разойтись. Доверьтесь мне, я найду средство увидеться. Во всяком случае, мы не замедлим вернуться
