меня по коридору, его хватка не ослабевает. Но Марк не выпускает, а, наоборот, прижимает крепче, будто боится, что сбегу. Была мысль, но как вырваться из его цепких пальцев? Я пытаюсь вывернуться на лестнице, чтобы хоть немного вздохнуть свободнее, но Марк бегло смотрит на меня. Равнодушно, и в его глазах непроглядная тьма. И от этого взгляда хочется завыть в голос. Больше я не сопротивляюсь, иду рядом, ощущая его тяжелое дыхание. И только стук трости эхом разносится по коридору.
Еще пара шагов, и мы оказываемся в совершенно незнакомой мне комнате. Светлая, она кажется огромной из-за больших, от потолка до пола, окон. Стены выкрашены в теплый «шампань», пол застлан мягким, в тон стенам, ковром. Удивительные цвета для черно-белого мира поместья. Марк усаживает меня на кожаный диван, сам подхватывает стул, ставит напротив меня.
Он садится верхом на стул, с трудом сдерживая собственную боль. Я вижу это по его напряженному лицу и сжатым в тонкую полосу побледневшим губам. Он смотрит пристально, будто пытается заглянуть в самую душу. По коже разбегаются мурашки: колкие, тянущие за собой непонятный страх. А он молчит. И это молчание угнетает, давит на плечи многотонным прессом, и еще немного, я буду ощущать себя как старая тачка на свалке – грудой металлолома. Страх ускоряет пульс, болью стучит в затылке, барабанит в висках. Я не знаю, чего ожидать от такого Марка.
А он просто наблюдает за мной. И сейчас от него пахнет яростью. Она искрится в вязкой тишине, готовая прорваться наружу… вот только чем? Очередной показательной казнью? Невольно передергиваю плечами, вспоминая, как Марк у меня на глазах пристрелил собаку, к которой я успела привязаться в этом чуждом доме.
Его звали Джун. Золотистый ретривер. Пес с большим сердцем. Он стал мне другом с первых дней. Встречал радостно, грустил, когда я уезжала по каким-то очередным делам, а по ночам прокрадывался в мою спальню, забирался под одеяло и обнимал своей тяжеленной лапищей, тычась в шею мокрым носом. А как он любил купаться в пенной ванне, просто словами не передать. Правда, после таких купаний приходилось выдраивать спальню, в то время как Джун устраивался на постели и с очень умным видом выслушивал все мои ругательства по поводу его безалаберности и наглости.
В то утро я встречалась с Антоном, и он предложил мне побег. Он пообещал все уладить: достать деньги, чтобы расплатиться с Марком (по условиям контракта в случае разрыва брака в одностороннем порядке я должна выплатить кругленькую сумму денег в качестве неустойки), и перевезти отца в безопасное место. Я сомневалась, но днем Антон передал сообщение с адресом клиники, куда ему удалось перевезти папу, и номером его лечащего врача. И я разговаривала с папой, и он говорил, что Антон навещал его, и врачи ему нравились. А вечером ко мне пришел Марк и пригласил на прогулку. Мы гуляли по парку в полной тишине. Впрочем, к его молчанию я успела привыкнуть. В тот вечер мои мысли занимал побег. Я сомневалась. Сбежать – значит подставить Марка, ведь для него важен этот контракт. И он помог с папой тогда, когда никого не оказалось рядом. Но я представляла
