неподалеку.
– Там, может, еще хуже! – резонно заметила как-то корректор Валя, но Ася одарила ее таким взглядом, что та предпочла больше не умничать.
Разумеется, может и хуже. Но ведь что око не видит, то ум не разумеет. И потом, надо же где-то есть.
В общем, из окна тянуло съестным, и я поняла, что голодна: утром не стала завтракать, только кофе выпила. На часах было почти двенадцать. Я раздумывала, стоит пойти на обед или сразу отправиться домой, когда ожил мобильный.
С большого экрана улыбалась мама: я сфотографировала ее недавно, в мае, когда приехала к родителям отмечать свой день рождения. Снимок получился удачный: мама стоит в саду, возле цветущей яблони; ее окутывает белое облако, на лицо падает отсвет, который мне почему-то хочется назвать ангельским. Она улыбается своей удивительной улыбкой, какая есть только у нее да у маленькой Даши. В этой улыбке – чистая, открытая миру, незамутненная радость. Без примеси вежливости, лести, пустой придумки или скуки. Ты просто знаешь: этот человек вправду счастлив, оттого и льется из его глаз такой умиротворяющий свет. А еще он неподдельно рад тебе и любит. Просто любит – без оговорок и условий.
Теперь эта улыбка умерла. Ее нет и никогда не будет.
Но тогда, глядя на мамино лицо на экранчике, я этого еще не знала.
Из телефона послышался звук, похожий на хрип. Мне показалось, что это помехи. В Ягодном иногда случаются перебои со связью. Сердце у меня не ёкнуло, в районе солнечного сплетения не похолодело – ничего, о чем обычно пишут в книгах. Никаких тревожных предчувствий, никакого понимания, что случилось несчастье. Или я такая толстокожая, или люди преувеличивают эти вещи. А уж писатели – и подавно.
Я давно заметила, что книжный герой, который кажется читателю наиболее живым и настоящим, никогда не поступает так, как повел бы себя на его месте реальный человек. Обычно люди не бросаются в гущу событий, не подставляют голову под пули, не торопятся с признаниями в любви. Но наблюдать за тем, как мы ведем себя на самом деле, было бы скучно, вот персонажам и приходится изощряться. Это жизненно необходимо, ведь в противном случае читатель закроет книгу и весь книжный мир погибнет.
Отвлекаюсь, рассуждаю обо всякой ерунде… Страшно закреплять кошмар на бумаге: кажется, пока не обернешь случившееся в словесную оболочку, то этого как бы и не было.
– Мамуль, я тебя плохо слышу!
Я старалась говорить громче, чтобы перекричать эфирные помехи. Голос мой был звонким, в нем трепетала улыбка – я радовалась звонку мамы, мне хотелось скорее рассказать ей, что мы сдали номер и учредитель обещал всем премию. Что он доволен мною, моей редакторской работой: тиражи наши растут, сайт собирает все больше посетителей, рекламодатели охотно идут на страницы, ведь Журнал стал популярным. Я рада, но мое счастье никогда не было полным, пока вместе со мной не порадуются мои любимые.
– Алло, мамуль? – Я все еще ничего не понимала,
