какое имеет к этому отношение? Я села на кровать и пыталась думать, но ничего из этого не получилось. Пищи для мыслей не было никакой. Никаких подозрений, Глеб на этот раз скрыл любую возможность мне понять угрозу. Никто ни одним словом не проговорился, я только почувствовала, но не поняла. Он не хочет, чтобы я понимала. Самуил ошибся, не для того нас Глеб посадил в сейф, чтобы я не рванулась его спасать – я бы и так не смогла выйти из дворца. Какая-то другая опасность нас поджидала за стенами, не только Аарон.
Походив по комнате в задумчивости, я так ничего и не придумала. Люди? Зачем им я? Или Самуил? Тем более – Лея. И какую могут представлять угрозу для Глеба и его боевиков люди? Что-то другое, опасность могут представлять только кланы и то в полном боевом составе, то есть все сразу. Но почему? Глеб же обещал защитить их от Аарона и сохранить его клан. Зачем приехал Виктор? Явно не для того, чтобы послушать моё пение, что-то они должны обсудить такое, что можно решить только лично, в сейфе. Клан Аарона взбунтовался? Но он без него не представляет опасности. И я вспомнила полки, которые видела. Нет, это тоже не та опасность. Глеб их может уничтожить сам или поручить кланам Элеоноры и Виктора. И вдруг я поняла, о чём думаю и, главное – как. Неужели это я? Полки, уничтожить, бунт и опасность. Я рухнула на кровать, не буду думать ни о чём, обещал мне безопасность, значит, будет безопасность. Останавливать его бесполезно, он не серый кролик, сотни лет так существовал и вышел победителем, а я пытаюсь понять его действия и как-то на него влиять! Слабая человеческая женщина, одумайся и молчи, от тебя требуется только не мешать генералу заниматься своим генеральским делом. Ты можешь только ждать и радоваться его возвращению.
А ещё целовать и обнимать, это то, что ты можешь ему дать, и что он ждёт от тебя. Стихи и песни, прав Виктор, как бы я их не пела, ужас какой, им важно само исполнение, что это им поют, для них читают. Они все как Лея – недолюбленные и недоласканные. Сегодня утром Глеб, может быть, впервые касался меня, моей кожи, пытаясь понять её ласку для себя, не страсть, когда внутренний огонь стирает ощущения, а именно нежность человеческой женской кожи. Как он тогда отреагировал на то, что я коснулась его волос, теребила их своими руками, он сразу потерял над собой контроль. И я теперь не касаюсь их, боюсь повторения этой неконтролируемой страсти. А может он ждёт, только не хочет просить, не умеет? Ну, какая же я глупая, даже не подумала об этом, я ведь только позволяю ему себя изредка коснуться. А сама?
Я уже двадцать раз легла и встала с кровати, обошла комнату неизвестно сколько раз. В дверь постучали и вошли Андрей с Леей. Ну, хоть кто-то! И сразу кинулась к Андрею.
– Что случилось?
– Катя, всё хорошо, ничего не случилось, Лея о тебе беспокоится.
Андрей улыбался, но я уже знала эти глаза и состояние грозного оружия, которое он ещё не умел скрыть так, как Глеб.
– Я ей говорил, что всё у тебя хорошо, но она тревожится, говорит, ты волнуешься.
– Андрей, говори, что случилось? Почему у двери охрана, куда Глеб уехал?
