очень замкнуто. Насколько я знаю, он ни с кем не дружит и никого не посещает, кроме торговцев. Я знаю, что он какой-то ученый, что он снял старое здание на Эндовер-роуд, чтобы спокойно проводить эксперименты.
– Вот видите, – де Гранден задумчиво постучал по портсигару. – Я столько же сведений собрал из разговоров с торговцами. Теперь скажите мне, если сможете: этот всем-неизвестный-мсье – друг молодого Мэнли, джентльмена, чью огнестрельную рану вы осматривали сегодня утром?
– Я ничего не знаю об этом, – отвечал я. – Никогда не видел их вместе. Мэнли – странный, капризный тип, никогда никому ничего не говорит. Как Миллисент Комсток влюбилась в него, ума не приложу. Он хорошо ездит верхом и высоко ценит ее мать, но это единственные достоинства, которые он будет иметь в качестве мужа, как я мог видеть.
– Он очень сильный?
– Понятия не имею, – признался я.
– Ну, итак. Послушайте меня, пожалуйста. Вы думаете, де Гранден – глупец, hein? Возможно, да. Возможно, нет. Сегодня я занимался другими вещами помимо разговоров. Я пошел в дом леди Комсток на разведку. В золе я нашел пару лакированных ботинок, весьма поцарапанных. Я подмазал слугу и узнал, что они принадлежат этому мсье Мэнли. В мусорном контейнере я произвел дальнейшие расследования и нашел белоснежную рубашку, перепачканную кровью. С разорванными манжетами и рукавом. Рубашка тоже, думаю, принадлежала мсье Мэнли. Я, как старьевщик, поговорил со слугой госпожи Комсток. Купил эту рубашку и эту обувь. Вот так!
Из одного из своих свертков он вытащил пару туфель и рубашку и предоставил их моему осмотру, будто они были сокровищами.
– В Париже у нас есть способы разговаривать с неодушевленными предметами, – заявил он, засунул руку в карман и вытащил сложенную бумажку. – Эту рубашку и туфли я достаю уже в третий раз, и они разговаривают со мной. Mordieu, они болтают, как пара старых дев над чашкой чая!
Развернув бумажку, он показал три грубых темно-коричневых волоска, длиной от полутора до трех дюймов.
Я с любопытством взглянул на них. Возможно, они упали с головы мужчины, хотя они казались слишком длинными и прямыми, чтобы быть волосами, а их текстура выглядела слишком грубой для человека.
– Гм, – без слов прокомментировал я.
– Précisément, – усмехнулся он. – Вы можете их классифицировать, а?
– Нет, – признался я. – Они слишком грубы, что быть с головы Мэнли. Кроме того, они почти черные, его же волосы светло-каштановые.
– Друг мой, – он наклонился и невозмутимо посмотрел мне в лицо. – Я видел такие волосы раньше. Как и вы, но вы их не узнали. Они принадлежат горилле.
– Гори… вы бредите! – отшатнулся я. – Как могли волосы гориллы попасть на рубашку Мэнли?
– У вас неправильное предположение, – поправил он. – Они были не сверху на рубашке, а внутри. Под линией шеи, где пуля разорвала белье и ранила его. Волосы, найденные мной в засохшей крови. Посмотрите на эту одежду, если хотите, – он держал передо мной рубашку для осмотра, – вот, как она разорвалась.
