target="_blank" rel="nofollow" href="#n_35" type="note">[35], с красными коленями и очень толстыми пятками. Собака моя, нимало не медля, с сверхъестественными усилиями залезла под диван и, по-видимому, нашла там много пыли, потому что расчихалась страшно. Я подошел к окну. Через улицу от господского дома до конторы, в косвенном направлении, лежали доски: предосторожность весьма полезная, потому что кругом, благодаря нашей черноземной почве и продолжительному дождю, грязь была страшная. Около господской усадьбы, стоявшей к улице задом, происходило, что обыкновенно происходит около господских усадеб: девки в полинялых ситцевых платьях шныряли взад и вперед; дворовые люди брели по грязи, останавливались и задумчиво чесали свои спины; привязанная лошадь десятского лениво махала хвостом и, высоко задравши морду, глодала забор; курицы кудахтали; чахоточные индейки беспрестанно перекликивались. На крылечке темного и гнилого строения, вероятно бани, сидел дюжий парень с гитарой и не без удали напевал известный романс:
Э – я фа пасатыню удаляюсь
Ата прекарасаных седешенеха мест…
и проч.
Толстяк вошел ко мне в комнату.
– Вот вам чай несут, – сказал он мне с приятной улыбкой.
Малый в сером кафтане, конторский дежурный, расположил на старом ломберном столе самовар, чайник, стакан с разбитым блюдечком, горшок сливок и связку болховских котёлок, твердых, как кремень. Толстяк вышел.
– Что это, – спросил я дежурного, – приказчик?
– Никак нет-с: был главным кассиром-с, а теперь в главные конторщики произведен.
– Да разве у вас нет приказчиков?
– Никак нет-с. Есть бурмистер, Михайла Викулов, а приказчика нету.
– Так управляющий есть?
– Как же, есть: немец, Линдамандол, Карло Карлыч – только он не распоряжается.
– Кто ж у вас распоряжается?
– Сама барыня.
– Вот как!.. Что ж, у вас в конторе много народу сидит?
Малый задумался.
– Шесть человек сидит.
– Кто да кто? – спросил я.
– А вот кто: сначала будет Василий Николаевич, главный кассир; а то Петр конторщик, Петров брат Иван конторщик, другой Иван конторщик; Коскенкин Наркизов, тоже конторщик, я вот, – да всех и не перечтешь.
– Чай, у вашей барыни дворни много?
– Нет, не то чтобы много…
– Однако сколько?
– Человек, пожалуй что, полтораста набежит.
Мы оба помолчали.
– Ну что ж, ты хорошо пишешь? – начал я опять.
Малый улыбнулся во весь рот, кивнул головой, сходил в контору и принес исписанный листок.
– Вот мое писанье, – промолвил он, не переставая улыбаться. Я посмотрел; на четвертушке сероватой бумаги красивым и крупным почерком был написан следующий
«Приказывается тебе немедленно
