и повернуть вспять». С чего и зачем я думаю об этом, ежели вовсе не хочу и не собираюсь ничего отменять и менять? Хм, смешно. Можно подумать, что если бы хотела и собиралась, то это было бы возможно. Впрочем, в связи со всем происходящим ответ на этот вопрос не столь очевиден.
Появившуюся у меня в привычке нелогичную и абсолютно пустую по смыслу игру ума я приписываю всё тому же хулиганству собственного сознания, которое развлекается подобным образом: а что было бы, если? С некоторых пор я смирилась: пущай хулиганит это самое сознание. Я даже иногда стану играть в его игры, раз уж ему так хочется, то есть отвечать на заведомо бессмысленные вопросы, представлять нереальные ситуации, моделируя: «представим себе, что…». Ну, представим. Проиграем неслучившуюся историю. Потешим дурной мозг.
Мозг дурной, но не больной: у меня нет никакого официального диагноза. По крайней мере, врачи, профессионалы чётко сказали, что я здорова. Психически здорова. И нечего каждый раз думать о себе плохо. Впрочем, почему же плохо? Больной человек – он ни в чём не виноват, он – жертва болезни. А я… Я просто с прибабахом. С дурной башкой живу. Никому не мешаю, сама себе, правда, бываю не рада, но кому от этого плохо? И если бы эти игрища были главным в моём психически здоровом безумии, если бы… Можно было бы считать, что я легко отделалась.
Но легко отделаться явно не получилось, и именно поэтому я сейчас лечу в Боинге на новую родину с одной-единственной целью: попытаться перезагрузить своё сознание, встряхнуть себя и свой мозг и таким хитрым и затратным образом попробовать вырваться из плена игрищ разума, умучивших меня за эти годы окончательно.
Полгода назад я приняла твёрдое решение – репатриироваться в Израиль. Ради самоперезагрузки. Созвонилась с тёткой Полиной, уехавшей ещё в восьмидесятых. Разумеется, тогда они уезжали «навсегда», а мы, остающиеся, думали, что больше сроду их не увидим. Впрочем, большого горя по этому поводу в нашей семье не случилось.
– От себя не уедешь, – кривила губы мама в презрении. – Линка вечно всем на свете недовольна, ей плохо везде и всегда. Ей плохо там, где она есть. Значит, будет плохо и в Израиле.
Сёстры недолюбливали друг друга, по-моему, с детства. Меня это удивляло: разница между ними всего два года без двух месяцев, казалось бы, должны быть подружки-не разлей вода! Такие у меня были наивные представления о сестринстве. Своих братьев-сестёр не имею, поэтому романтизирую, наверное. Судя по маме и тёте Полине, сёстры – это вечно конкурирующие и завистливые существа, не прощающие друг дружке успеха и благополучия, счастья и удач. Поэтому им часто бывает не очень комфортно, так как у «противной» стороны периодически случается что-нибудь замечательное: то мальчик симпатичный в кавалерах, то «пятёрки» в дипломе, то удачная работа подвернулась, то в замужестве счастье случилось. Впрочем, по нашей жизни для таких «любящих» людей радостные новости тоже не редкость: то сестру болячки одолевают, то её дочь получилась не очень удачной во всех смыслах, то муж загулял и сестра обрыдалась
