вампиры, был возмутительно молод, и его слова можно было бы принять за чистую монету, но я уже привыкла определять возраст догевцев по глазам, умным и наоборот. У табунщика были очень умные глаза. Я присела, взяла яйцо и тюкнула тупым концом о торчащий из травы камень.
– Вольха, правильно? – неспешно осведомился табунщик, обмакивая в соль четвертушку луковицы.
– Угу… – Я осторожно укусила яйцо. К моему облегчению, оно было без «соплей», сварено «в мешочек». – А вы?
– Рен. Просто Рен. Лошадку привела?
Я снизу вверх оглядела Ромашку.
– Да, как ни странно, это действительно лошадка. А я почему-то думала, что ослица.
Ромашка неодобрительно фыркнула и потянулась к разложенным на салфетке ломтям хлеба. Я сорвала длинную травинку с тяжелым колоском на конце и вытянула Ромашку поперек храпа. Лошадь, чихнув, отступила.
– Нельзя ли оставить ее на ваше попечение? Она у меня мошенница жуткая. Никогда не знаешь, что ей взбредет в голову. Вон фартук с утра сжевала…
– С характером, в хозяйку, – беззлобно пошутил табунщик. – Расседлывай, чего уж там. Пусть пасется вместе с табуном.
– А если она мне понадобится? Она ведь такая, захочет – дастся в руки, а не захочет – махнет хвостом, и ищи ее в чистом поле.
– Поймаем, – успокоил меня Рен. – Лошадки у нас спокойные, может, перевоспитают твою капризницу.
Табун как раз приметил новенькую. Кобылицы демонстративно фыркали, жеребцы заинтересованно рыли землю копытами. Их было штук пятьдесят – рослых, поджарых, ухоженных лошадей неизвестной мне породы: длинноногие, изящные, под блестящей шкурой комьями перекатываются мышцы. Большинство – темно-рыжие, ровного окраса, пятнистых нет ни одной, но попадаются и вороные, и светлые.
Ромашка напряглась, вздернула хвост и тоненько, жалобно заржала.
Из табуна выделился снежно-белый, широкогрудый и массивный жеребец. Подозрительно оглядевшись по сторонам, конь зарысил к нам, высоко поднимая ноги. Я быстренько расседлала Ромашку, сняла узду. По лошадиной спине прокатилась волна дрожи. Жеребец остановился в сорока локтях, недоверчиво раздувая крапчато-розовые ноздри.
– Ну иди, что ты жеманишься? – Я шлепнула Ромашку по крупу.
Неодобрительно махнув хвостом, она перебрала тонкими ногами и застыла, трепеща ресницами, как девица на выданье. Жеребец призывно заржал. Кобыла опустила голову и разок-другой щипнула плешинку белого клевера. Кавалер набрался смелости, приблизился к Ромашке вплотную и, вытянув шею, коснулся ее уха шелковистой мордой. Звонкое, сердитое ржание всколыхнуло пряный луговой воздух. Табун раскололся узким коридором, по которому промчался здоровенный, злющий вороной жеребец и, не пригасив галопа, врезался белому в бок. Взметнувшись на дыбы, жеребцы сошлись в нешуточном поединке, кусаясь, лягаясь и яростно визжа. Ромашка
