горькое варево, отдающее пеплом.
Он вышел из ванной босиком, натянул рубашку и джинсы, откинул с лица светлые пряди. Волосы уже лезли в глаза. Мариза обязательно устроит ему разнос – как обычно. Пусть по крови он и не принадлежал к роду Лайтвудов, с ним всегда обращались как с родным – с тех пор, как усыновили после смерти отца. То есть предполагаемой смерти, напомнил себе Джейс, и у него вновь засосало под ложечкой. Последние несколько дней он чувствовал себя тыквой, которую выпотрошили и поставили украшать застывшим оскалом вечеринку на Хеллоуин. Теперь он часто думал: а правда ли хоть что-то из его представлений о себе и о своей жизни? Он считал себя сиротой – это оказалось совсем не так. Считал, что был единственным ребенком, – и вдруг выяснилось, что у него есть сестра.
Клэри. Волна боли накатила с новой силой, но была подавлена, как и раньше. Взгляд Джейса упал на осколок зеркала на комоде, все еще отражавший зеленые ветви и яркое голубое небо. В Идрисе уже смеркалось, и небо темнело кобальтовой синью. Борясь с ощущением пустоты внутри, юноша сунул ноги в ботинки и направился вниз, в библиотеку.
Спускаясь по гулким каменным ступеням, он размышлял о том, зачем Маризе потребовалось поговорить с ним наедине. Что она хочет ему сказать? Она выглядела так, будто намерена влепить ему затрещину со всего размаха… Джейс уже не помнил, когда Мариза последний раз поднимала на него руку. В семье Лайтвудов не применялись телесные наказания, а вот Валентин ими не гнушался. Он изобретал бесчисленное множество самых жестоких способов добиться от сына послушания. Раны на теле нефилима затягиваются быстро, поэтому следы оставались лишь от самых глубоких. Многие недели после смерти отца Джейс осматривал себя в поисках шрамов, которые стали бы напоминанием, хоть какой-то осязаемой связью с ним.
Он подошел к библиотеке, постучал и толкнул дверь. Мариза сидела в старом кресле Ходжа у камина. В свете, льющемся из высоких окон, Джейс заметил седину в ее волосах. В руке у Маризы был бокал красного вина, на столике рядом стоял хрустальный графин.
– Мариза, – позвал Джейс.
Она вздрогнула, пролив вино:
– Джейс… Я не слышала, как ты вошел.
– Помните колыбельную, которую вы пели Алеку и Изабель? В детстве, когда они боялись темноты?
Мариза явно не ожидала такого вопроса:
– При чем тут это?
– Я слышал через стену. Алек тогда спал в соседней комнате.
Мариза молчала.
– Колыбельная была на французском, – добавил Джейс.
– Удивительно, что ты запомнил…
– Мне вы никогда не пели.
– Ты не боялся темноты, – ответила Мариза после еле заметной паузы.
– Кто в десять лет не боится темноты?
Мариза подняла брови.
– Сядь, Джонатан, – сказала она. – Немедленно.
Нарочно, чтобы ее позлить, Джейс неспешно
