19.
59
Джон Диксон Хант (John Dixon Hunt) в книге «The Figure in the Landscape: Poetry, Painting and Gardening during the Eighteenth Century» (London, 1976) пишет: «Ни один из пейзажных парков восемнадцатого века не был полным без эрмитажа и даже его отшельника» (p. 1).
60
Томас Вортон (Thomas Warton) в стихотворении «Приятности меланхолии» («Pleasures of Melancholy») пишет о пребывании «размышляющего отшельника» («musing Hermit»):
Thro’ silent church-yards, where the sable yews
Spread kindred gloom, and holy musings raise…
(«Чрез тихий церковный двор, где черные тисы бросают подходящую ему, отшельнику, тень и влекут его к святым размышлениям…»)
Томас Парнелл (Thomas Parnell) пишет то же в опубликованном в 1722 г. произведении «Отшельник» («The Hermit»):
The Moss his bed, the cave his humble cell,
His food the fruits, his drink the crystal well.
(«Мох – его постель, пещера – его скромная келья, его пища – фрукты, его питье – из кристально чистого родника».)
61
Цит. по: Hunt John Dixon. The Figure in the Landscape: Poetry, Painting and Gardening during the Eighteenth Century. P. 8.
62
Изображение куклы-отшельника и статуи-отшельника см.: Gerndt Siegmar. Idealisierte Natur. С. 37, 39.
63
Ibid. P. 3.
64
«Место для благочестивого размышления, для уединения и размышления; даже если он им редко пользовался, только чтобы обдумать свои недельные заботы или с веселыми друзьями посидеть в нем, выпить, покурить и просто плюнуть».
Ibid. P. 8. Стихи из «Приятностей меланхолии» Томаса Вортона.
65
Wölflin Н. Renaissance und Barock. München, 1888.
66
Busse К. Н. Manierismus und Barockstil. Leipzig, 1911.
67
Panofsky E. Idea. Leipzig; Berlin, 1924. См. также: Pevsner N. Gegenreformation und Manierismus // Repertorium für Kunstwissenschaft. 1925. S. 243 ff. Подробнее о маньеризме см.: Briganti Giuliano. Der Italienische Manierismus. Dresden, 1961.
68
Мнение это закреплено благодаря наиболее авторитетному исследованию регулярных садов Т. Б. Дубяго «Русские регулярные сады и парки» (Л., 1963). Т. Б. Дубяго считает, что плодово-ягодные насаждения в садах XVIII в. – это дань национально-русской традиции предшествующего периода. Она пишет: «Принцип утилитарного использования насаждений садов и парков, столь характерный для предшествующего периода (русского XVII в. – Д. Л.), сохранился и в XVIII в.» (с. 29). Однако не только термин «утилитарное использование» неверен, так как плоды и ягоды выращивались в дворцовых садах не на продажу, а в основном из эстетических соображений. Самый принцип насаждения плодов и ягод в парадных садах был в той же мере характерен для России, как и для Западной Европы. В качестве примера таких традиционных представлений приведу цитату из книги А. Н. Петрова «Город Пушкин. Дворцы и парки» (Л., 1977). Здесь на с. 88, открывающей раздел «Ансамбль Екатерининского парка», читаем: «Строительство парков было новшеством для России рубежа XVII и XVIII столетий… Русские сады XVII в. и европейские сады имели утилитарный характер. В них выращивались плодовые деревья, ягодные кусты, цветы и травы. И на Сарской мызе, в первые годы после ее перехода в собственность Екатерины I, выращиванию фруктов, ягод, овощей (!) уделялось наибольшее внимание. Лишь после перепланировки в 1720-х гг. сад получил новое оформление – в нем появились крытые аллеи, трельяжные беседки, декоративные водоемы». Наиболее полные сведения о древнерусских садах
