некому, и Робу нечего было делать, разве только страдать и что-нибудь воображать.
Иной раз он бывал римским разведчиком: лежал, притаившись, за маминой занавесью и прислушивался к тайнам враждебного мира. Он слышал, как мимо катятся повозки, как играют ребятишки, щебечут птицы.
Однажды до него донеслись голоса небольшой группы мужчин из числа гильдейских.
– Роб Коль – это наша забота. Кто-нибудь обязательно должен взять его к себе, – это голос Бьюкерела.
Роб затаился, чувствуя себя виноватым и слушая чужой разговор так, будто речь идет вовсе не о нем.
– Ага, ты посмотри, какой он вымахал. А когда совсем вырастет, добрая будет из него рабочая лошадка, – завистливо произнес Хью Тайт.
А вдруг его заберет к себе Тайт? Роб растерянно обдумал возможность жить под одной крышей с Энтони Тайтом. И его отнюдь не огорчило, когда в ответ на слова Тайта Бьюкерел презрительно хмыкнул:
– Ему еще три года, не меньше, расти до плотницкого ученика, а ест он уже сейчас как большая лошадь. В Лондоне полным-полно сильных рук и пустых желудков. – Голоса отдалились.
Еще через два дня, тоже утром, так же притаившись за занавесью, Роб дорого заплатил за грех подслушивания. Он услыхал, как мистрис Бьюкерел обсуждает дела своего мужа с мистрис Хейверхилл.
– Вот все говорят, это большая честь – быть старостой гильдии плотников. Но у меня от этой чести хлеба на столе не прибавилось. Совсем наоборот, эта должность приносит множество хлопот, от которых никуда не деться. Я уже устала относить свою провизию таким, как здоровый ленивый мальчишка, что живет здесь.
– А что с ним станет? – со вздохом спросила мистрис Хейверхилл.
– Я посоветовала мастеру Бьюкерелу продать его как неимущего. Даже в нынешние худые времена за молодого раба заплатят достаточно, чтобы вернуть гильдии и всем нам те деньги, что были потрачены на семью Колей.
Роб даже дышать перестал. Мистрис Бьюкерел фыркнула.
– Староста цеха и слышать об этом не желает, – проговорила она со злостью. – Ну, ничего, в конце-то концов я его уломаю. Только пока он соберется, мы уже всего не вернем.
Когда женщины удалились, Роб остался лежать за занавеской, словно в горячке: его попеременно бросало то в жар, то в холод.
Он всю жизнь видел рабов, но само собой разумелось, что их положение его не касается – он-то был рожден свободным англичанином!
Чтобы работать грузчиком на пристани, он был еще слишком мал. Ему, однако, было известно, что мальчишек-рабов заставляют трудиться в копях, в таких узких штольнях, куда взрослому мужчине ни за что не пролезть. Знал он и то, что рабов одевают в отрепья и худо кормят, а за малейшие провинности безжалостно секут. А главное – однажды попав в рабство, они остаются чьей-нибудь собственностью до конца жизни.
Роб лежал на полу и плакал. Наконец он сумел собраться с духом и сказал
