гордость их небольшой семьи – старший брат – Александр Сергеев, который также являлся держателем крупного пакета акций компании, а потому наравне управлял всеми делами. О нем также было крайне мало информации, разве что он был более заметной фигурой, чем Антон. Он несколько раз появлялся на обложках модных журналов и шел пятым в списке самых богатых людей в стране, само собой, после брата, который занимал третье место.
Для Богданы также было странным то, что, имея такую популярность в светских кругах и в прессе, этот человек умудрялся покрыть историю своей семьи туманом, да таким плотным, что через него не могли пробиться даже самые пронырливые журналисты.
И, что было совсем уж из ряда вон – единственным человеком, общающимся с двумя братьями, был не кто иной, как ее начальник Кирилл, владелец крупной сети ресторанов.
Дана и о нем мало что знала, но очень старалась восполнить данную брешь, чтобы стать чуточку ближе к тому, кто занимал значительное место в ее сердце. Любви к нему она не испытывала, но это было больше, чем дружба, однозначно. Пожалуй, стоит более настойчиво использовать то время, что они проводят вместе.
Кивнув своим мыслям, Малышева поспешила в зал, чтобы подготовить все к речи. Закрутившись с делами, девушка совсем позабыла про незнакомца в саду.
Часть 2. Сергеев
Глава 4. Помнить о смерти
Мужчина стоял на балконе в своей комнате, молча наблюдая за золотоволосой девушкой, что общалась с Кириллом. Кто же она такая? Его подруга или знакомая, может, любовница? Но Кира никогда не рассказывал о ней, значит, просто подруга и не настолько близкая, чтобы говорить о ней кому-то. Хотя, зная Соколова, предположить можно все, что угодно. А эта спутница друга симпатичная: большие голубые глаза, в которых можно прочитать все, о чем девушка думала, совершенно не умея прятать свои мысли и эмоции. Светлые волосы оттенка желтого песка, что можно увидеть днем на берегу моря, собраны в высокий пучок на голове. Интересно, какой они длины? По плечи или ниже? У нее приятный мягкий голос, который удивительно звучал в ночной тишине сада.
Рука непроизвольно потянулась к лицу, дотронувшись холодными пальцами до шрама на щеке – яркого белого следа, проходящего от левого виска до подбородка, от которого расходились в разные стороны, словно ветви у дерева, еще десятки прожилок, схватывающих кожу, стягивающих ее в одну уродливую массу. Вся левая сторона была обезображена в неравной схватке с близким человеком, о которой не любил вспоминать мужчина. Эта схватка и отняла большую часть светлой кожи, превратив ее в белую маску – неестественную, словно сделанную из воска и пропитанную коктейлем из тоски, разочарования и обиды.
Сейчас шрам горел огнем, превращая маленькую, пульсирующую боль, сосредоточенную где-то глубоко в подкорке мозга, в невыносимую агонию, расползающуюся колючими отростками по лицу, спускаясь к шее, груди, продираясь, проползая, прорывая себе путь к животу, бедрам
