Юра, я говорю тебе: хотя бы просто слетай и посмотри. На месте разберешься. Или это хуже, чем кататься в грязи с теми, кому не дали второго шанса? Хуже, Юра?
– Нет, Валдис. Это лучше.
– Так лети. Билеты и телефоны контактные скину на почту. А теперь, Юра, дай мне просто поспать, поздно уже. Сам иди домой, хватит дятла изображать. Ты даже не в парке, людям утром на работу.
– Откуда знаешь, что не в парке?
– В парке деревья и асфальт, Юра. А ты сейчас пять раз подряд влупил по железу. Значит ты почти у дома и пинаешь по гаражам за старыми пятиэтажками. Все, спокойной ночи.
И вот уже… под крылом самолета о чем-то поет зеленое море, нет, не тайги. Пестрая, словно лоскутное покрывало, земля внизу отливала темным изумрудом, изредка поблескивая узкими змейками рек, синими заплатками озер или серой дорожной насечкой. То и дело мелькали желтые пятна спеющих полей. Кубань. Летом тут, наверное, солнце выжигает зелень уже к концу июня. В этом году сильно поливало дождями вроде бы… и даже сейчас красиво. Будет еще время оценить.
Стоп! Стоп, Юра, откуда такие мысли?! Речь шла про слетать и разобраться на месте. А ты уже на себя синюю олимпийку примеряешь. Слетать, блин…
Юрий Валерьевич, приносим извинения, на рейс в Новороссийск бизнес-класс отсутствует. Рейсы в основном с отдыхающими, авиакомпании ставят эконом-класс. Вот ведь какая незадача.
Столешников, косясь на восемь пустых широких кресел за перегородкой, в очередной раз погасил желание попросить стюардессу пересадить его. Сама не предложила, хотя и узнала, так унижаться Столешникову точно не стоит. Хотела бы миловидная и тонкая то ли татарка, то ли башкирка со стрижкой под Земфиру, давно сидел бы именно там. Он теперь всем и везде должен, по гроб жизни не расплатится. Хорошо, что место его оказалось в первом ряду, ноги есть куда вытянуть.
Самолет снова затрясло, снижение шло все быстрее. Рядом, запихивая леденцы в слегка перекормленное чадо, суетилась соседка. Всю дорогу она донимала просьбой пересадить дитятку к окошку, «так же интереснее лететь, а Сашенька может испугаться и…»
Столешников, внимательно ее выслушав, объяснил разницу между окном и иллюминатором, посочувствовал, но на явно ожидающий взгляд лишь пожал плечами и прикрыл глаза. Может он, в конце концов, хотя бы посидеть на любимом месте в самолете? Вдруг он сам боится?
Думать о будущем под ее постоянные причитания и требования получалось не очень хорошо. Если честно, то практически вообще не получалось. А подумать стоило, да еще как можно серьезнее, на тот самый случай, если захочется не улетать из Новороссийска. О самой команде стоило бы подумать.
Столешникова пригласили в нее не светить в меру симпатичным лицом, нет. Странно, но ему даже понравилось сопроводительное письмо, емкое и деловое, с четко расписанными пунктами. Возможно, оно послужило самой серьезной причиной его, Юриного, присутствия на борту трясущегося «Эйрбаса».
Опыт, целеустремленность, мастерство и понимание игры. Такие, кажется, общие слова, но тронули что-то в глубине души, все больше черствевшей
