и глубже, чем по официальным каналам докладывают в Санкт-Петербург. Будьте предельно осторожны. Я считаю, что если в Токио посчитают вас или меня слишком опасным для их победы, то нас постараются убрать. Ставки очень высоки.
– Убрать?
– Убить. Все, Евгений Иванович. Что хотел – сказал. Остальное почитаете. Больше вас не задерживаю.
– Честь имею, – произнес без кивка адмирал Алексеев и, резко развернувшись, пошел к своей пролетке. Где чуть слышно процедил: – Вот же мразь… – Но так, чтобы слова адмирала услышали все вокруг.
Куропаткин постоял еще минут пять, наблюдая за облаками. А после чего вразвалочку направился к своей пролетке с улыбкой на лице.
– Ваше превосходительство, – произнес адъютант, услужливо помогая забраться и внимательно отслеживая реакции генерала.
– Этот морячок истекал ядом? – неопределенно кивнул Куропаткин.
– Матерился-с. Тихо-с.
– Ничего. Пущай матерится. Главное, чтобы не мешал, – усмехнулся Алексей Николаевич, стравливая контекстом дезинформацию. Он ведь прекрасно знал, на кого на самом деле работает его адъютант.
Партия началась. Он сделал первый ход.
Глава 2
5 апреля 1904 года, Ляоян
Алексей Николаевич начал свою деятельность на Дальнем Востоке с того, что стал раскладывать различные мины. То здесь, то там. Где маленькие хлопушки, где гигантские фугасы, как с тем же адмиралом Алексеевым.
О да! С адмиралом получилось очень хорошо.
Дело в том, что в бумагах, которые Куропаткин передал Алексееву, не было ничего, способного вызвать подозрение, возражение или недовольство. Никаких рассуждений. Никаких пространных мыслей. Только предложения – коротко и по существу.
По замыслу Алексея Николаевича, адмирал должен был обеспечить подготовку и реализацию ровно двух задач. Во-первых, создать ударную группу на железной дороге. Во-вторых, подготовить все необходимое для большой оборонительной операции. То есть то, что Куропаткин не мог себе позволить сделать самостоятельно, дабы не привлечь к себе излишнее внимание.
В ударную группу должны были войти несколько легких блиндированных поездов для непосредственной поддержки войск. Ну и две-три железнодорожные артиллерийские платформы с шестидюймовыми орудиями для огневой поддержки. Разумеется, все эрзац-типа. Нормальных-то бронепоездов брать неоткуда.
Для обеспечения предстоящей большой оборонительной операции под Ляояном Куропаткин заказал кучу всяких мелочей вроде примитивных ручных гранат[7], колючей проволоки[8] и поставки в армию большого количества бревен да шанцевого инструмента. Здесь, как и в ситуации с ударной группой на железной дороге, бывший военный министр не требовал ничего сверх того, что можно было сделать в местных мастерских или получить откуда-нибудь заказом. Главные критерии: быстро и просто[9]. То есть генерал загрузил
Речь идет об английской ручной гранате Bettey образца 1915 года, которая представляла собой металлический цилиндр с туго посаженной деревянной пробкой. Запал примитивен – обычный бикфордов шнур, запрессованный в медную гильзу капсюля-детонатора. Конструкция была хороша тем, что корпус можно было делать из чего угодно, хоть отливать, хоть обрезки проката использовать. Куропаткин предлагал приспособить для дела гильзы от 37-миллиметровой пушки Гочкис. Деревянную пробку довести до ручки, облегчающей бросок, укрепляя ее в гильзе сквозной заклепкой. А отверстие для запального шнура сверлить наискосок. Неудобно использовать, но дешево и сердито. А главное – можно было в кратчайшие сроки наладить производство в достаточно больших количествах даже в полевых мастерских.
Колючая проволока производится массово с 60–70-х годов XIX века. К 1904 году не рассматривалась как что-то пригодное к военному использованию. Адмирал Алексеев должен был поставить под Ляоян колючую проволоку сразу в заготовках (секциях) «спирали Бруно», которую можно было в кратчайшие сроки установить на позициях.
О взрывателях Бринка он тоже не забыл упомянуть, подавая их дефект не как оплошность и головотяпство, а как диверсию.
