должен присутствовать при процедурах. Золотое правило. Там, куда он приходил, не оставалось места миру живых. Его бывший наставник был прав. Он – волшебник, а волшебники своих секретов не раскрывают. Ватным тампоном, смоченным в увлажняющем спиртосодержащем растворе, он очистил нос и глаза, потом ввел под веки прозрачные колпачки: их шероховатая поверхность удерживала глаза закрытыми. Нанес массажный крем на щеки и уши покойного. Амбруаз сделал скальпелем небольшой надрез в основании шеи и обнажил артерию, стараясь не задеть расположенную рядом яремную вену, полную крови. Ввел в артерию канюлю и, закрепив ее пинцетом-зажимом, подключил электронасос; тот с тихим гудением начал вливать раствор. Вскоре вены наполнились снова. Он старательно массировал кисти рук, щеки и уши, чтобы жидкость проникала легче. Тем же скальпелем сделал еще один крохотный надрез между пупком и грудиной и ввел в него кончик пункционной трубки, соединенной с аспирационной системой. Закачав в тело два литра консерванта, Амбруаз взял троакар и точным, сильным ударом сделал прокол в сердце, чтобы выпустить кровь, немедленно хлынувшую тугой струей в кровесборник. Он запустил насос и продолжил вливание. И чудо свершилось снова, прекрасное, как заря, оттеснившая ночь. По мере того как формалин изгонял кровь, прожилки на боках бледнели, кожа опять приобретала розоватый оттенок, синюшность щек и ушей исчезала, словно по волшебству. Лицо, сведенное смертной судорогой, разгладилось и озарилось подобием безмятежного покоя. Доволен, что время теперь над ним не властно, подумал Амбруаз. Той же пункционной трубкой он поочередно зондировал все органы, собирая притаившиеся в них излишки кровяных телец, мочи и газов. Почки, легкие, мочевой пузырь, желудок. Молодой танатопрактик по опыту точно знал, в каком органе сейчас находится, это зависело от плотности ткани в момент прокола. Амбруаз выключил насос. Тишина всегда заставала его врасплох. Он улыбнулся под маской. Мертвая тишина. Он заткнул ноздри и глотку ватными тампонами, просунув их поглубже, затем взял изогнутую иглу и занялся стяжкой мандибулы. Не прошло и минуты, как невидимые лигатурные нити, протянутые между нижней челюстью, нёбом и носовой перегородкой, накрепко сомкнули челюсти. “Еще один умолк навеки”, – всякий раз изрекал мэтр Танато, стягивая очередной рот. Он убрал инъекционную канюлю и зашил входное отверстие. Взял флакон с полостной жидкостью, подсоединил к трубке, ведущей к троакару, и поднял бутыль над головой. Повинуясь закону тяготения, жидкость перетекла в тело и заполнила внутренние органы. Выпустив во внутренности пол-литра средства, Амбруаз извлек пункционную трубку, тщательно протер ее и заткнул место прокола заглушкой. Как автомеханик, когда спускает масло, пришло ему в голову.
Он осторожно побрил щеки и подбородок покойного, вымыл тело салфеткой, смоченной в дезинфицирующем растворе, обсушил, а затем начал с ним новый тур танца, чтобы его одеть. Почти десять минут Амбруаз, покряхтывая от напряжения,