она сказала, что распоряжение подписано. Ах! Мне не терпится расспросить моего дядю.
Дядя же его в это время был в двух шагах от него, и он прекрасно видел своего племянника, но, к несчастью, был вовлечён в это время в серьёзный разговор со своим коллегой, так что Гастон не мог вот так вот запросто броситься к ним и пресечь их беседу о владении недвижимостью магистратуры. Он был вынужден ограничиться тем, что бросал умоляющие взгляды на месье Роже Дарки, который ему сделал знак ожидать окончания столь важного для магистратуры разговора, так что Гастон укрылся в проёме окна, чтобы предоставить полную свободу движений вращающимся в вальсе кавалерам и дамам.
Двадцать пар, влекомые превосходным оркестром, кружились вихрем на покрытом воском паркете. Были там во множестве представлены иностранки, которые кружились как кометы, и среди них красавец Пребор уносил в пространство крупную американскую брюнетку, сверкающую огнём в глазах и маленькой ювелирной лавкой на плечах. Молоденький барон Сиголен благоразумно вёл в танце юную испанку, бледную как луна, какую-то троюродную сестру маркизы. Тревиль, отосланный прекрасной вдовой в четырнадцатую мазурку, успокаивался, убаюкивая русскую матрону с зелёными глазами, опиралавшуюся на него со всей своей азиатской беззаботностью. И Сен-Труа, сорокалетний Сен-Труа, заставлял крутиться на месте свою кругленькую пациентку, которую он лечил от невроза, так что вальс для них превратился в некий диетический метод лечения.
Задержанная выполнением своих обязанностей хозяйки дома, маркиза не вальсировала, и Нуантэль отправился в первый салон, чтобы присоединиться к ней.
Гастон же продолжал глазами следить за своим дядей, и его живо взволновало, когда он увидел, как тот, наконец, отделился от судьи, с которым до сих пор так усердно беседовал, и приблизился к окну. Месье Роже Дарки улыбался, и это было доброе предзнаменование.
– Итак, – произнёс судья, – ты должен быть доволен, так как я предполагаю, что мадам Камбри уже сообщила тебе важную новость.
– Да, – ответил племянник, трепещущий одновременно от надежды и беспокойства, и всё… в связи с судьбой своей возлюбленной, – мадам Камбри меня уверила, что завтра утром мадемуазель Меркантур выйдет из тюрьмы.
– Совершенно верно.
– Ах, вы меня вернули к жизни. Я знал, что она на самом деле не виновна, и наконец-то это стало очевидно и для суда! Это гнусное обвинение было ничтожным с самого начала вашего следствия… от него не останется теперь ни следа, и сейчас…
– Прости! Разве мадам Камбри тебе не сказала ещё чего-нибудь?
– Нет.
– В очередной раз убеждаюсь, что даже самые умные женщины порой испытывают нехватку в точности выражений. Она должна была бы завершить свою новость о твоей пассии.
– Мы едва успели обменяться с мадам Камбри лишь только несколькими словами, и её тут же забрали на тур вальса.
– Что…?
