запереть навсегда перед носом лейтенанта дверь своего дома, она потребует, чтобы Ванслиперкен положил труп этой собаки к ее ногам, если хочет, чтобы его допустили войти в святилище его богини. Она имела на то право, и если лейтенант искренно любит ее, то, несомненно, исполнит ее требование; если же нет, то из этого отнюдь не следует, что экипаж «Юнгфрау» прекратит посещения ее Луст-Хауза, так как хитрая вдовушка успела заметить, что лейтенант Ванслиперкен пользовался весьма слабым влиянием на них, и что весь экипаж до последнего человека от души ненавидел его и его собаку. Приняв такое решение, вдова Вандерслуш совершенно успокоилась.
На куттере же появление Снарлейиоу произвело не меньшее волнение, чем в доме вдовы. Матросы и весь экипаж видели в этом нечто сверхъестественное, так как Костлявый успел подробно рассказать все, что он проделал с ненавистной собакой. Матросы перешептывались; старый Обадиа многозначительно покачивал головой, а Янсен повторял:
– Эта собака – не собака! – Только Костлявый и Декс не смущались: первый из них решил, что будь это собака или хоть сам дьявол, а он не успокоится, пока не покончит с этой гадиной, и что если это на самом деле чертов дар и исчадие ада, то его долг, как христианина, уничтожить его и сжить со света.
Погода стояла холодная, снег не переставал падать. Весь экипаж собрался внизу, только Джемми стоял с подветренной стороны и под впечатлением, навеваемым на него погодой, затянул песенку, в которой говорилось про такую же непогоду и выражался ропот девушки на командира, пославшего ее возлюбленного в море в такую бурю. При этом по адресу Ванслиперкена было послано в песне несколько нелестных эпитетов.
– Mein Gott! Да это настоящий бунт! Смеет называть мингера лейтенанта такими словами! – заявил капрал, незаметно приблизившийся к Джемми, подслушав его песню.
– Бунт! В самом деле? – огрызнулся Джемми. – Поди же передай еще и это: я бы повесил и тебя. Ты ожиревший вор, капрал!
– Все лучше и лучше, то есть, я хотел сказать, все хуже и хуже! – сказал капрал.
– Уходи подобру, а то, смотри, я вышвырну тебя за борт, подлый наушник!
– Это еще того хуже! – заявил ван-Спиттер и зашагал по направлению к корме судна. Здесь он не преминул доложить о случившемся командиру, но тот, сознавая, что малейшего пустяка будет теперь достаточно, чтобы вызвать на куттере открытый бунт, решил оставить это дело без последствий. Возвращение Снарлейиоу настолько радовало его, что делало на этот раз более снисходительным. Не подозревая, каких бед натворил в предыдущую ночь его любимец, он решил, несмотря на метель и бурю, посетить вдову Вандерслуш и доказать ей тем самым свои нежные чувства, которые не могут устоять даже и против такой непогоды. Заперев предварительно свою собаку в каюте и поручив ключ от нее капралу, он отправился на берег и явился к дверям дома вдовы. Ему отворила Бабэтт, и своей тучной особой загородив вход, не стала дожидаться, когда с ней заговорил лейтенант, а сама заявила ему:
– Мингер
