style="font-size:15px;"> Только друга! Единственно верного друга!
Это – горькое признание, может, в минуту слабости, – жалоба, укор, но ведь через какие пороги житейского опыта и человеческого самоутверждения прошла, как прожгла себе дорогу, – эта трагическая мысль о недолговечности счастья в движении вечности, о личном и дорогом.
Такая распахнутость навстречу ветру времени, навстречу солнцу и житейским бурям обязала Виктора Бокова стать мужественным, эпически воспринимающим мир: его историю, его нынешний день. Она, эта распахнутость, наградила поэта истинно народной чертой – жить, как работать, а работать, как жить. И даже военное лихолетье в изображении Виктора Бокова – это не отдельная трагедия, навалившаяся на землю, а часть общей вселенской борьбы за человеческую личность и достоинство, за человеческое чувство любви и радости, благодарности и благородства:
Когда на войне получил я ранение,
Сестре госпитальной сказал, улыбаясь
– Возьми мое сердце на сохранение,
А вовсе убьют – так на вечною память. —
Сестра посмотрела серьезно, внимательно,
Обшарила шрам, зажитой и зашитый:
– Уж лучше мое забери обязательно,
Оно тебе будет надежной защитой! —
И я согласился. И тут же, не мешкая,
Взял сердце: – Спасибо, сестрица, огромное! —
И снова в окопы. Но пуля немецкая
Меня с той минута ни разу не тронула.
Все небо пылало огнями салютными,
Победную радость весна принесла нам.
Я правду сестре говорил абсолютную,
Когда ее сердце назвал талисманом.
Стихотворение-рассказ, стихотворение-повесть. Умение Виктора Бокова передать в сюжетной форме самые, казалось бы, личные размышления, – удивительно. Это умение и привело его на поле эпических поэм, где молодецки развернулись его порывы, расковалась его речь, заговорила ритмическая музыка строф, обращенная к израненной, но на веки вечные родной и незаменимой земле:
Шли по тебе пахотники,
Шли по тебе лапотники,
Шли по тебе коробейники,
Шли по тебе корабельщики,
Ты их ютила,
Ты их любила,
Ты им квасу
К доброму часу.
Ты им сухариков:
– Ешьте, сударики! —
Где же скатерть
Твоя самобранная?
Нет ее,
Речь кругом басурманная:
– Хальт! Хальт!
– Битте! Битте! —
Правильно, правильно —
Будете биты.
Только такое сердце – вечно молодо. Помню, как взволнованный поэт вышел на сцену в Доме литераторов и запел в полный и шумящий зал старинную русскую песню про сокола-атамана, про молодца-богатыря. И сам он, широкоглазый и крепкий,
