о мелких неприятностях повседневной жизни, которые делят между собой муж и жена. Но поскольку стоящий перед ней вопрос не имел ко мне отношения, а время для разговора было выбрано неудачно, я лишь почувствовал раздражение из-за того, что она затеяла его тогда, когда единственное, о чем я мог думать, была необходимость попасть в банк.
– Бесспорно, правильнее всего довериться доктору Лебрену, – сказал я, – и следовать его совету. Спроси, каково его мнение, когда он сегодня приедет.
Я не успел закончить фразу, как почувствовал ее фальшь. Франсуаза говорила не об этом. Ей нужна была поддержка, утешение, она чувствовала себя брошенной на произвол судьбы. Мне отчаянно хотелось сказать ей, чтобы снять с себя бремя вины: «Послушайте, я не ваш муж. Я не могу посоветовать, что вам делать…» Вместо этого, словно подал милостыню, желая облегчить угрызения совести, я добавил:
– Я еду совсем ненадолго. Возможно, когда я вернусь, доктор Лебрен все еще будет здесь.
Франсуаза ничего не ответила. Вошла Жермена, чтобы забрать поднос с посудой, и сразу следом за ней – Мари-Ноэль. Поцеловав нас по очереди и пожелав доброго утра, она тут же потребовала, чтобы ее взяли в Виллар.
Это был идеальный контрманевр против Рене, странно, что я сам до него не додумался. Когда я сказал, что возьму ее с собой, глаза ее заплясали от радости, и, пока мать расчесывала ей волосы, девочка нетерпеливо переминалась с ноги на ногу.
– Сегодня рыночный день, – сказала Франсуаза. – Если ты будешь толкаться в толпе, ты обязательно что-нибудь подцепишь. Блох, если не хуже. Жан, не пускай ее на рыночную площадь.
– Я за ней присмотрю, – сказал я, – и, во всяком случае, Рене тоже едет.
– Рене? Зачем?
– Тетя Рене едет к парикмахеру, – сказала Мари-Ноэль. – Как только она услышала, что папа собирается в Виллар, она пошла в комнату тети Бланш звонить.
– Смешно, – сказала Франсуаза. – Она мыла голову четыре или пять дней назад.
Девочка сказала что-то насчет la chasse, что тетя Рене хочет красиво выглядеть в этот день, но я слушал ее вполуха. Мое внимание привлекло другое: сказанные мимоходом слова о том, что второй телефонный аппарат находится в комнате Бланш. Значит, это Бланш сняла трубку и подслушивала мой разговор с Парижем. Если не она, то кто? И как много она услышала?
– Я постараюсь задержать доктора Лебрена до твоего возвращения, – сказала Франсуаза. – Но ты же знаешь, как это трудно. Он всегда спешит.
– А зачем он приедет? – спросила Мари-Ноэль. – Что он будет здесь делать?
– Послушает через трубочку твоего маленького братца.
– А если он ничего не услышит, значит братец умер, да?
– Нет, конечно. Не задавай глупых вопросов. Ну, беги.
Девочка переводила глаза с меня на Франсуазу и снова на меня со встревоженным, выжидательным видом, затем вдруг, без всякой видимой причины, прошлась колесом.
– Гастон говорит, у меня очень сильные руки. Большинство девочек совсем не могут стоять на руках.
– Осторожней! –
