«когнитивными науками», то есть научное исследование разума (Passmore 1966: 52– 53; Fuller 2007b: 31–36). Тем не менее в XX веке приобрели известность два других значения эпистемологии, одно из которых родом из Германии, а другое из Австрии.
Немецкий смысл термина возвращает нас к представлению Канта о том, что реальность не может быть познана в себе, но только лишь исходя из наших различных «познавательных интересов». У немецких идеалистов эпистемология в этом смысле приобрела статус философии университета с единством знания в качестве цели и программой свободных искусств как ее реализацией. Однако для неокантианцев, ставших к 1900 году оплотом немецкой академии, эпистемология рационализировала существование все более расходящихся дисциплинарных мировоззрений, которому соответствовал рост числа выдаваемых университетом дипломов (Schnädelbach 1984). Неустанные попытки Вебера примирить «интерпретативистские» и «позитивистские» методологические императивы в области недавно признанных социальных наук отражают эту эпистемологическую перспективу, последним главным представителем которой был, пожалуй, Хабермас (Habermas 1971). В рамках данной традиции эпистемология равнозначна философскому обоснованию наук.
Австрийский смысл эпистемологии, истоки которого можно обнаружить у философского психолога конца XIX века Франца Брентано (одного из учителей Фрейда), первоначально состоял в теологически вдохновленной реакции против Канта (Smith 1994). Брентано возвращается к Аристотелю, рассматривая сознание как указатель на наше существование в мире. Если Кант видел в нашем непрекращающемся поиске знания радикальный отрыв человека от мира, то Брентано был куда более впечатлен нашей фундаментальной укорененностью в нем. Эта чуткость послужила вдохновением для феноменологической традиции, в особенности поздних работ Эдмунда Гуссерля (Husserl 1954) и всего творчества его ученика Мартина Хайдеггера. Последний пришел к мысли, что эпистемология как таковая выступает свидетельством экзистенциального отчуждения, венцом которого становится размножение взаимно несоизмеримых академических дисциплин.
Эти два различных смысла эпистемологии легко спутать в английском языке, в котором слова «знать» [know] и «знание» [knowledge] используются для обозначения как процессов, так и результатов познавательной деятельности [knowing]. Во французском и немецком философских дискурсах различие проведено куда более четко: с одной стороны мы имеем connaissance и Erkenntnis, а с другой – avoir и Wissenschaft. Мы могли бы переводить первую пару терминов словом «познание» [cognition], а вторую – словом «дисциплина» [discipline]. К примеру, бэконовский девиз «Знание – сила» передается у Конта как Savoir est pouvoir.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной,
