с собой, куда устремлялись змееподобные волны, повторяя про себя – «…нет, остановись, это уже было, снова, опять, нет, хватит!» – паника нарастала, но, силясь остановить настигшее состояние, она понимала, что как бы ни старалась, ничего с этим сделать она не сможет и, то, что происходит – не остановить – ни ей, никому другому. Алтэя проснулась в холодном поту, греза ушла. Теперь, тело жрицы лишь сотрясали безболезненные судороги, это было уже не то исступленное желание вернуться «домой», знакомое Алтэе еще с детства, когда она, запираясь в комнате, бросалась на постель и рыдала каждой частичкой своего тела, изнеможенная в желании вернуться туда, откуда пришла в этот мир: другой, забытый, неоформленный, но такой родной. Она отчетливо чувствовала что материк и вся земля, на которой он покоится – ничтожны и неимоверно малы, а сама она мельчайшая частичка, настолько ничтожная, что стоит подняться на крыло порывистому ветру и от всего привычного не останется и следа. В такие моменты маленькая Алтэя была готова отказаться от всего – от любимой семьи, верных друзей, и даже от того единственного, которого она еще не встретила… Случалось это не потому что кто-то или что-то расстраивало ее, отнюдь. Она не желала смерти, только хотела повернуть время вспять, для того чтобы ее жизнь здесь и не начиналась вовсе.
Несмотря на внешне беззаботное детство, раз за разом, она не могла предугадать появления очередной волны призыва, смывавшей все на своем пути, или даже хоть как-то подготовиться к его появлению. Взрослея, она уверила себя в том, что раз пришла в этот мир, то причина тому есть. С годами увеличивались привязанности, а с ними изменилось и связь с «домом». Теперь лишь мелкая дрожь проходила по всей поверхности утонченной спины Алтэи от самого ее основанья до лопаток и выше… Ей достаточно было вспомнить эти ощущения, и состояние являлось само, пусть не такое сильное, как в детстве, но именно в таком объеме, в котором было необходимо чтобы чувствовать змееподобные рассекающие пространство нити, что переплетаясь окружали реальность, и различать сквозь них маяки.
Сознанье возвращалось к Додли постепенно, отрывистыми частями. Отряду все же удалось пересечь горы, но после полета кувырком с крутого склона горы, в памяти колдуна осталась лишь тьма, кромешный мрак. Постепенно, звуки внешнего мира стали слышаться все отчетливее, а с ними появился и едва различимый лунный свет. Все эти восстанавливаемые в сознании Додли элементы сопровождались дикой головной болью, подобной десяткам молотов, стучащих из головы, больно отбивая ритм дыхания в висках. Он застонал. Холодный пот пробирал до костей и пересекал жгучими волнами все тело.
Но настоящий ужас настал, когда маг, наконец, смог придти в себя. Над обессилевшим Додли склонилась огромная морда ухря…
Едва успев открыть рот, (чтобы издать предсмертный крик, конечно же), намерения волшебника прервал спокойный ровный голос Лайнэна.
– Знакомься, это Йоханэсс…
– Эээ! – ухрь состроил недовольную
