я ужасно; предпочитаю не появляться на публике в таком виде. Правда, Придди не оставляет мне другого выхода. Рукава рубашки хлопают на ветру, ветер забирается под полиэстер, и он раздувается, как парашют или воздушный шар. На улице холодно, не выше пяти градусов. И ветер – какой сильный ветер! Следующие четыре месяца все только о нем и будут говорить. На дворе еще только ноябрь, а метеорологи уже предрекают холодную зиму, одну из самых холодных в истории, с двадцатиградусными морозами, сильными ветрами и обильными снегопадами.
Зима в Мичигане, ну кто бы мог подумать?!
Ингрид Добе живет в деревянном коттедже под двускатной крышей – такой стиль называется кейп-код. Ее домик построили в сороковых или пятидесятых годах прошлого века. Дом выкрашен в голубой цвет, а ставни на окнах синие. Крыша довольно высокая. Дом выглядит крепким и симпатичным. Он старомодный, но милый, какой-то идиллический. Летом, конечно, на улице шумно, но в такое время, как сейчас, шума почти нет. У нас тихо.
Если Ингрид стоит у слухового окна в мансарде, она отлично видит сверху все, что происходит в кафе. Я замечаю ее – она стоит у окна, как призрак, не сводя с меня взгляда, пока я пропускаю машину, а потом перебегаю дорогу. Она машет мне рукой из-за стекла. Я машу в ответ и вижу, что она отходит от окна. Я поднимаюсь по ступенькам на широкое белое парадное крыльцо и тут же слышу громкий скрип дверных петель. Потом хлопает сетчатая дверь соседнего синего дома, в котором доктор Джайлс, городской мозгоправ, устроил свою приемную. Он появился у нас меньше года назад. Кошусь в его сторону – он стоит в дверях и прощается с пациенткой, а потом, сунув руки в карманы, озирается по сторонам, как будто ждет еще кого-то. Интересно, обнимает ли он пациентку на прощание до того, как она выходит на крыльцо? Я почти уверен, что да; неловко обнимает одной рукой, на что не решился бы на публике. И вот что странно. Он смотрит на часы. Потом озирается по сторонам. Налево, направо, прямо. Следующий пациент опаздывает, а доктор Джайлс не хочет ждать. Похоже, он обиделся на то, что приходится ждать. Я понимаю это по его косящим глазам, по чересчур прямой спине, по тому, как он скрещивает руки на груди.
Он мне нисколько не нравится.
Вышедшая от него пациентка накидывает на голову капюшон, отороченный мехом капюшон на толстой черной парке. Непонятно, для чего ей нужен капюшон – для тепла или чтобы почувствовать себя уединенно. Не знаю. Лица ее я не вижу – она семенит прочь по другой стороне улицы. Я ее не вижу, но слышу. Думаю, что ее слышит полгорода или, во всяком случае, половина нашего квартала. Она громко, со всхлипами плачет.
Это он заставил ее плакать. Доктор Джайлс заставил эту девушку плакать. Лишний повод не любить его.
Когда доктор Джайлс устроил свою приемную в крохотном синем домике, в городе разгорелся настоящий скандал. Дело в том, что здешние дамы начали рыскать вокруг кафе, прогуливаться туда-сюда по улице, чтобы увидеть, кто входит к доктору Джайлсу или выходит от него. Всем было интересно, кто из местных жителей посещает мозгоправа и почему. Вот что самое ужасное
