и у меня, да не одна, а целая куча. Почему меня предупредили о Черном Зеркале? Кто такой черный воин и человек с каменным сердцем? Почему мой ребенок остановит войну? Значит, война все-таки будет?
Я кружила по комнате, ероша волосы и лопаясь от невысказанных мыслей. Поделиться не с кем, не в столовую же спускаться, к этому напыщенному…
Послышались твердые шаги. Так ходят только военные, и на этот раз я сомневалась, что муж пошлет вместо себя Ганса. Я слишком хорошо узнала Дитера, чтобы понимать: некоторые дела он предпочитает решать лично. Например, обуздывать строптивую жену.
– Опять капризы? – с порога вопросил Дитер, растрепанный и хмурый, как воплощение одного из местных духов, например, огня: очков на генерале не было, но я отчетливо видела, как переливаются жидким золотом его зрачки. Оглядел комнату и язвительно произнес: – На этот раз обошлись без баррикад.
– На этот раз я в своем доме, – напомнила я.
Дитер хмыкнул и сложил на груди руки:
– Сколько можно тебя ждать?
– Пока рак на горе свистнет, – сердито ответила я, выдерживая тяжелый взгляд.
– Чудесно, у нас как раз омары на ужин.
– Я на диете. Пусть Жюли принесет мне салат.
– Спустись и возьми.
– Предпочитаю сегодня ужинать в одиночестве.
– Обиделась? – сощурился Дитер.
– Да, – прямо заявила я. – И жду извинений.
– За то, что тебя целовал какой-то прощелыга?
– Не целовал, а цеплялся, как репей!
– Не заметил.
– Так закажи себе новые очки! – посоветовала я и отвернулась к портрету.
Лопатки тут же обожгло горячим взглядом. Кулон на груди тоже жег, и я понимала, что в Дитере сейчас бурлит магия.
– Не спустишься? – послышался его сдержанный голос.
Я упрямо мотнула головой. Не отвечая, генерал вышел из комнаты, нарочито сильно хлопнув дверью.
– Псих! – сказала я портрету.
Мэрион-двойник продолжала улыбаться.
Жюли принесла мне салат и куриные грудки с рисом. Я поблагодарила и задумчиво ела, глядя, как за окном облетают сливовые деревья. Теперь встреча с Оракулом казалась настоящим сном, я трогала узелки, чтобы убедиться в их реальности, и, поужинав, стала готовиться ко сну. Расплела волосы, переоделась в ночную сорочку.
– Вам постелить здесь, фрау? – спросила Жюли.
– Да, пожалуйста, – отозвалась я расстроенно и присела на краешек софы, подперев кулачком подбородок.
– Я знаю, как это бывает, – бросила Жюли как бы невзначай, взбивая перину. – Мы с Гансом тоже иногда ссоримся.
– И кто первым просит прощения? – угрюмо спросила я. – Ты или Ганс?
– В народе говорят, первым извиняется тот, кому дороги отношения, – хитро улыбнулась Жюли. – Мы извиняемся одновременно.
Я печально подумала, что Дитер не станет извиняться никогда.
