же свои проклятия перед императором нашим!
Порченые, один другого бледнее, начали по очереди открывать рты и признаваться. Даром только Рябой бил Генхарда. Они сами себя на казнь выставили. Суд короткий получился, даже жалко. И не пытали никого. Валаарий сидел за ширмой, не показывался, но голос Генхард слышал. Император велел казнь не откладывать и этой же ночью привязать всех семерых к столбам. Сначала, ясное дело, опоить хорошенько, вдруг убежать попытаются. Лучше бы убить приказал, но народ суеверный больно. Говорят, если порченого убьешь, черное солнце на всю жизнь проклянет.
Все вроде шло хорошо, только заноза Генхарда изнутри колола. Он забыл какой-то приказ куценожки.
Пахло той особенной сырой свежестью последних дней лета, когда днем прошел дождь, а к вечеру воздух снова прогрелся, но не успел выпарить из почвы всю влагу. Дорога, зажатая меж хлебных полей, мягко пружинила под босыми ступнями. Астре вздрогнул. У него же нет ног. Он посмотрел вниз и увидел, как из-под длинных, невообразимо длинных штанин выглядывают стопы. Серые, подобно руке Иремила, они медленно шагали в сторону закатного солнца.
– Я ведь сказал, что всегда буду твоими ногами, – послышался знакомый голос.
Это говорил прах прималя. Сгоревший Иремил нес Астре на себе, как было много лет назад. Калеке захотелось плакать, и он заплакал. Как обычный человек, только слезы получились холодные.
– Я уже умер? – спросил Астре.
– Кто знает. Главное, что я могу нести тебя. Чувствуешь, какая прохладная почва?
– Чувствую…
– А камушки?
– Колкие…
– Вот и хорошо. Я буду твоими ногами, Астре.
Слезы все катились, туманили грозовые глаза калеки. Какие жгучие капли. Холодные. Ненастоящие.
– Прости меня.
– За что?
Табак и пыль – запах Иремила.
– Это из-за меня тебя поймали, – с трудом произнес Астре. – Наверняка из-за меня. Я убедил тебя, что убивать родителей неправильно, поэтому ты перестал. Ты хотел понять мою Цель, а я предал тебя, Иремил. Я привел к погибели всех нас.
Ноги стали тяжелыми, неподъемными. Они вязли в невидимой жиже и таяли, словно восковые свечи. Астре приближался к земле.
– Ты все сделал правильно, – возразил Иремил. – Такова твоя Цель.
– Я не хочу такую Цель! Не хочу убивать всех!
Астре почувствовал, что щеки сухие. Ни следа влаги, все обман. Не было никакой беседы с Иремилом и не было ног – поддержки, которой калека навсегда лишился. Он убил человека, который пытался спасти порченых, и теперь разговаривал сам с собой в поисках прощения. Обманное, но такое желанное, оно могло остаться с Астре до конца. До мига, когда черное солнце обратит прахом привязанное к столбу тело. Сонный отвар подарил минуты покоя. И лучше погрузиться в них. Отпустить все, простить себя и забыться.
Но
