втягивает в себя воздух. Нос морщится в приступе жуткого веселья. Она представляет, представляет…
Бегущий солдат сталкивается со львом. Он не видит его в темноте. Его руки бешено колотят по косматой гриве. Он наносит удары прикладом винтовки.
Крик. Лицо полностью сорвано одним ударом когтистой лапы. Рев джунглей наполняет ночь.
Красноглазый слон неистово топает по грязи, хватает людей толстым хоботом, зашвыривает их в небо, топчет черными колоннами своих ног.
Волки выскакивают из темноты, прыгают, рвут глотки. Гориллы визжат и скачут по грязи, запрыгивают на упавших солдат.
Носорог – его грубая кожа белеет в свете живых факелов – нападает на горящий танк, кружится, ревет, обращаясь к темноте, уходит.
Клыки, когти, рвущие плоть зубы, вопли, топот, рев. С неба начинает литься поток из змей.
Тишина. Всеобъемлющее мрачное молчание. Ни ветерка, ни капли дождя, ни раската далекого грома. Битва окончена.
Серый утренний туман клубится над сгоревшими, растерзанными, захлебнувшимися, раздавленными, отравленными, раскинувшими в стороны руки и ноги мертвецами.
Неподвижные грузовики, замолкшие грузовики, струйки черного дыма все еще поднимаются от их разбитых остовов. Великая смерть зависла над полем. Очередная битва в очередной войне.
Победа – все мертвы.
Девушки томно потянулись. Они вытягивали руки и вращали круглыми плечиками. Розовые ротики широко раскрывались в милых зевках. Они поглядывали друг на друга и смущенно посмеивались. Некоторые залились краской. Несколько смотрели виновато.
Потом все вместе громко захохотали. Принялись снимать обертки с новых жвачек, доставать пудреницы из карманов, переговариваться интимным шепотом, точно девочки ночью в школьной спальне.
Приглушенные смешки разносились по теплой комнате.
– Разве мы не чудовищны? – спросила одна из них, припудривая дерзко вздернутый носик.
Потом все они спустились вниз и пошли завтракать.
Дом неземных достоинств
– От этого дворника у меня мурашки по спине, – сказала Рут, вернувшись днем домой.
Я оторвал взгляд от пишущей машинки, когда она положила пакеты на стол и посмотрела на меня. Я уничтожал второй черновик рассказа.
– От него у тебя мурашки, – повторил я.
– Да, именно, – сказала она. – От того, как он подкрадывается. Он просто какой-то Питер Лорре[2].
– Питер Лорре, – повторил я.
Я все еще обдумывал сюжет.
– Милый, – умоляющим тоном продолжала она, – я серьезно. Он мерзкий тип.
Я, моргая, вынырнул из сгустка творческого тумана.
– Детка, но что же бедняга может поделать со своим лицом? – спросил я. – Наследственность. Будь к нему снисходительней.
Она
