к нам мужчин я уселась на лавку возле деда. Не хватало ещё на сырой после утреннего дождя земле попу морозить.
А Михась привык уже к моим фокусам. Как же он был ошеломлён, когда я, оправившись и набравшись сил, первым делом, проклиная всё, перетащила по пути лишившуюся половины содержимого миску с молоком на стол и отвоевала себе место на лавке. Так что пусть и эти привыкают.
Может, я и выгляжу как зверь, но уподобляться ему не буду. Хоть режьте.
– День добрый, дед Михась, – князь Кайрим окинул моего спасителя уважительным взглядом, прежде чем обратить на меня своё внимание. – Дрессируешь, что ли?
– Добрый, путники. А пошто её дрессировать? – насмешливо ответил старый знахарь. – Она и сама умеет. Мы ей, кстати, кличку придумали. Мирой звать будете.
Кличку – да, с дедом пришлось повоевать по этому поводу. Он хотел Муркой назвать или Мусей. Но под моим тяжёлым взглядом и демонстративно выпущенными из подушечек лап когтями решил, что эти варианты не подходят. Сошлись на Мирославе: имя вроде человеческое, а сокращённо и рыси подойдёт.
До зубовного скрежета хотелось взять в лапы уголь из печки и написать своё имя, но чувство самосохранения быстро запрятало эту мысль подальше. Не знаю, чего я боялась, но смутное чувство тревоги и рассказы деда о паре десятков случайно попавших сюда людей отбили всё желание выдавать свою сущность. И ладно ещё, если домой отправят. Хотя это тоже проблема: рыси машин не водят да и охотник какой-нибудь может пристрелить. Надежды вернуть свой облик у меня не было, поэтому я молчала и наблюдала за пришедшими.
Князь при свете дня оказался менее приятным на вид мужчиной, чем тогда, когда я впервые его увидела при ночном освещении. Лет за сорок, с лёгкой проседью на висках; в теле чувствовалась сила, порождённая боевой закалкой, и гибкость от умелого владения мечом, покоящимся в пристёгнутых к поясу ножнах. Суровые морщины на лице выдавали жёсткость нрава.
Спутник князя был моложе, но его слишком пронзительный взгляд карих глаз заставил меня съёжиться, словно на дворе был не жаркий день, а морозное утро. Волосы цвета пшеницы, стянутые в несколько манерных косичек, постепенно соединялись в затейливое плетение, которое повторялось и на усах, переходящих в средней длины бороду. Лицо незнакомца можно было бы назвать милым, если бы не подозрительные глаза и манера чуть презрительно кривить губы.
– Зачем имя дикому зверю? – изогнул бровь молодой мужчина. – К тому же сколько она там с ребятами продержится? Нет имени – нет привязанности. Погибла – и ладно.
– Эх, – покачал головой дед, к которому я подсознательно прижалась в поисках защиты. – Этот зверь рук не боится, а значит, зла от них не видел. Без имени этой рыси нельзя. Да и на границу я не позволил бы её отправить, коли бы не решение князя. Измени его, Кайрим, пока не поздно. Пусть здесь живёт, ребятишек
