могли бы спастись без труда.
Никому б не открыли наш разговор безъязычные ивы.
Сохранила б молчанье одинокая в небе звезда.
Не пугайтесь!
Не пугайтесь жестокого плана,
Это не тяжелее, чем хруст ломаемых в теле костей,
Я хочу предложить вам
Связать Емельяна
И отдать его в руки грозящих нам смертью властей.
Сусанин – наш. И Покрышкин – наш. Генерал армии Варенников – наш. Но и Горбачев – наш. В Израиле он Иуду встретил – Иуда побрезговал. Иуда, предав Христа, уныло перебирал, перебирал в кармане сребреники – унынием окутан, на безгрешной осинке повесился. А Горбачев ту осинку, трепещущую и горькую, купить в Израиле захотел – и перепродать, с «наваром», иудам у нас – для музея иуд, во главе с ним Родиной торганувших…
Горбачев – уже не Иуда, а осьминог с обрубленными щупальцами, осунувшийся и выпученнобельмный, он совершает еще манипуляции на экранах и трибунах культями, но манипуляции никого не интересуют: Родина взорвана, как ипатьевский дом, как храм Христа Спасителя, как Россия, СССР взорван лупобельмным дьяволом.
«Сын мой! Если ты согрешил, не прилагай более грехов и о прежних молись. Беги от греха, как от лица змея; ибо если подойдешь к нему, он ужалит тебя. Зубы его – зубы львиные, которые умерщвляют души людей. Всякое беззаконие как обоюдоострый меч: ране от него нет исцеления. Устрашения и насилия опустошают богатство: так опустеет и дом высокомерного. Моление из уст нищего – только до ушей его; но суд над ним поспешно приближается».
Генсек-Иуда и президент-Иуда украл у нас острова и загнал их Америке, в Беринговом море, а остров Даманский, где герои похоронены, китайцам промотал, а у москвичей – квартал вытащил, приватизировал себе и Раисе Максимовне, не ворюга? Но – где покой? За рубежом – вонючими яйцами агентов зашвыривают, а на Родине – заплевывают и хоромы урезают постановлениями… Раиса Максимовна, поди, кассиршей согласилась бы работать у отца на железнодорожной станции или в Америку улизнуть, но и на вилле – грех источит…
Война «до конца», «до победы»,
И ту же сермяжную рать
Прохвосты и дармоеды
Сгоняли на фронт умирать.
Что нашим сыновьям делать в Таджикистане – Ельцина охранять? И когда Горбачев прекратит шамкать на экране и на трибуне? Когда иуды рты сомкнут? Кто мы? И есть ли мы в России?
И пристегивать поэта к рыжему жеребенку, машущему красной гривой, скачущему за поездом и пытающемуся поезд тот обогнать – индустриальный маразм отечественной мысли, лебезение пред мощным локомотивным зверем США, кстати, презирающим лебезение шелкоперов от партсекретарского эзопничества:
…Дорогие мои… Хорошие…
Что случилось? Что случилось? Что случилось?
Кто так страшно визжит и хохочет
В придорожную грязь и сырость?
И:
