и задохнулся. Я и сама перепугалась…
– То есть вы сразу поняли, что он задохнулся? – уточнила я.
Никишина кивнула.
– А что же вы сразу врача не вызвали, «Скорую»?
– Врач-то уж домой давно ушла, а «Скорая»… Я детей будить не хотела.
– А может быть, мальчик был в тот момент еще жив и его можно было спасти? Вы об этом подумали?
Варвара Михайловна вздрогнула, потом подняла на меня глаза и заговорила:
– Не может такого быть, мертвый он был, мертвый, что ж я, не вижу, что ли? Посинел весь, закоченел…
– Ну, за пару минут не закоченеешь, – махнула я рукой. – И вы после этого пошли спать, да?
Никишина снова кивнула.
– А ведь раньше никаких убийств, тем более детей, вы не совершали, – жестко продолжала я. – И по работе характеризуетесь положительно. И детей любили. И вдруг, случайно задушив воспитанника, вы спокойно пошли спать? Вас видела дежурный воспитатель, как вы спали до утра на кушетке и только утром подняли шум.
– Я не спала, я притворялась, – забормотала Варвара Михайловна.
– Не умеете вы притворяться, – еще жестче ответила я. – Сказки вы мне тут рассказываете, Варвара Михайловна! И милиция с удовольствием в эти сказки поверит, потому что им так проще. А вы попадете в тюрьму, это уж непременно. А вам всего двадцать девять лет. Выйдете оттуда – вряд ли нормальную жизнь сможете наладить. Так что лучше уж вам принять мое появление как шанс все исправить. Кого вы покрываете? Кого боитесь? Пока вы боитесь, этот человек будет иметь власть над вами. А если вы назовете его имя, то – гарантирую! – он попадет за решетку. И угрожать вам больше никогда не сможет. Вот над чем нужно думать, а не сказки сочинять! Астрид Линдгрен из вас никакая, тем более что она-то сказки писала добрые, хорошие, не те, что вы плетете!
Выговорившись, я перевела дух. Я и сама была взволнована своей речью. Да и на Варвару Михайловну, чувствовалось, это произвело впечатление. Однако откровенной со мной она не стала. Помолчав с полминуты, она со вздохом сказала:
– Я его убила. Я. Больше нечего мне вам сказать.
– Тьфу ты! – рассердилась я и встала. – Ну и сидите тут одна, страдайте! Неизвестно ради кого! Я-то думала, вы разумный человек, а вы – тряпка!
И с этими словами я вышла из комнаты. Спустившись вниз, в дежурку, я поболтала немного со знакомыми ребятами, покурила, чтобы успокоить нервы, а потом прошла в туалет: мне нужно было бросить кости, причем там, где меня точно никто не увидит. В милицейском туалете это было сделать довольно затруднительно, но я все же умудрилась.
16+26+8 – «Возможно, вы будете обрадованы неожиданно свалившимся на вас выигрышем».
М-да, пока что никакого выигрыша не прослеживалось. Да и на какой шут он мне сейчас, этот выигрыш? Вроде бы материально я не стеснена. Морозникова, что ли, заплатит мне за то, что мне удастся убедить ее в том, что Никишина все же виновна? Но я, во-первых, в этом вовсе не уверена. Во-вторых,
