древнего поэта полубогом, пораженным коварным демоном, но вновь обретшим силу. Пророком, вестником… Тем, кто может наградить и наказать. Он покровительствует Бештауну. Неужели вы и об этом никогда не слышали?
– Не слышал. – Я пожал плечами. – Мне приходилось бывать в Бештауне только один раз. Я все время жил в Баксанском ущелье.
Мы присели на каменную лавку неподалеку от мраморного камня.
– Среди народов, населяющих горные теснины, Лермонтов особенно популярен. – Отец Филарет осуждающе покачал головой. – У пастухов ходят апокрифические предания о молодом поэте-пророке, многие его стихи и откровения заучивают наизусть. Даже я кое-что знаю на память, хотя жил по другую сторону Кавказского хребта. Выучил в детстве. Запретный плод сладок, а у нас поклонение Лермонтову, естественно, запрещено. Но горские народы, выходцы из этих мест, игнорируют запрет митрополита. Вы, сэр Лунин, явно что-то недоговариваете.
– Недоговариваю? – переспросил я. – Да ведь я ничего о себе не рассказывал. История слишком невероятная…
Священник поморщился:
– Чего только не бывает в жизни! А на исповедь ходите, брат мой?
Ну, это уже чересчур! Время исповедаться, как мне казалось, еще не пришло. Да я и раньше не был добрым прихожанином. А уж теперь каждое слово, даже если ты собираешься сказать его на исповеди, прежде нужно хорошо взвесить. Так что священник напрасно надеется стать моим духовником.
Кто знает, кого на самом деле представляет отец Филарет? Да и как отнесется к моей истории сам митрополит Кондрат? То, что я собирался сделать, могло ему не понравиться…
Истолковав мое молчание как признак смущения, священник начал наставлять меня на путь истинный. Потом спохватился, что его послали вовсе не за этим, и спросил:
– Так вы в самом деле один остановили армию Лузгаша?
– Человек никогда не бывает один, – многозначительно ответил я. – Многие зримые и незримые силы помогали мне. Но не будем об этом. Скоро пойдет дождь, нужно торопиться в город. А сначала я хотел бы посмотреть на эту мраморную плиту поближе…
Я поднялся и подошел к памятному знаку, влез на невысокий мраморный пьедестал, чтобы хорошо разглядеть выбитые на камне мелкие строчки. Они не были раскрашены, и издалека прочесть их было трудно.
Блестящей стальной краской были заполнены строки:
Отделкой золотой блистает мой кинжал;
Клинок надежный, без порока;
Булат его хранит таинственный закал —
Наследье бранного Востока.
Я хотел найти строки «Выхожу один я на дорогу», но не видел их. Может быть, они появлялись только в свете луны и звезд?
Сзади раздался сдавленный крик. Священник семенил ко мне, испуганно взмахивая руками. Подбежав, он сделал попытку схватить меня за ремень и оттащить от камня. Я не пытался увернуться сознательно. Это произошло на рефлективном уровне – не люблю, когда меня неожиданно хватают. Отец Филарет промахнулся и грохнулся на мраморное подножие. Я только собирался
