слушал и не мог связать воедино ни одной идеи. Ни одной! Просто наукообразный бред какой-то!
Нельзя сказать, что такое положение вещей подняло математику настроение. Николай надеялся, что быстро вольется в местную научную жизнь. Станет активно работать. Но вот так, не понимая вообще ничего, работать нельзя!
А Илью будто прорвало: он оперировал аппаратом векторного и тензорного исчисления, упоминал формулы с дивергенциями и роторами, тройными интегралами и бесконечными рядами. При этом говорил с такой непринужденностью, что, казалось, повторяет таблицу умножения.
– Ты знаешь, я после аварии еще соображаю плохо, – признался Николай. – Давай лучше спустимся на землю. Как работается? Что нового было в последние несколько дней? Я от жизни отстал…
– Физика – она и есть жизнь. Нет другой жизни, – охотно отозвался Гетманов и невозмутимо продолжил рассказ о тензорах, сам с собой обсуждая, могут ли бесконечно малые величины второго порядка оказать влияние на процессы, происходящие при переброске объекта из мира в мир, или эти бесконечно малые необходимо все-таки статистически учитывать. Как можно учитывать бесконечно малые, которыми всегда пренебрегают по сравнению с другими, Давыдов не понимал. И, откровенно говоря, понять не пытался – под шум закипавшего чайника, казалось, у него закипали мозги.
Настроение было хуже некуда.
– Ты кофе будешь или чай? – спросил Николай у Ильи. – У меня и чай есть. В пакетиках, правда. Жуткая гадость. Я даже когда студентом был, в пакетиках не пил. Лучше просто ложку чая в чашке заварить.
– Я буду то же, что и ты, – отозвался физик.
– Ну, я – кофе. Мне взбодриться не мешает.
– Тогда и я кофе, – с готовностью согласился Гетманов.
– Сколько ложечек положить?
– Столько же, сколько и себе, – отвлекшись от своих теорий, ответил Илья.
– Отлично, – кивнул Николай, насыпая по ложке кофе себе и гостю. – С сахаром, без?
– С сахаром, – улыбнулся Илья.
– Сколько ложек?
– Сколько и себе, – словно заведенный, повторил Гетманов.
Но на этот раз он просчитался.
– А я теперь пью кофе без сахара, – заявил Давыдов с некоторым внутренним торжеством. Пусть примет решение сам! – Так сколько тебе ложек?
Столь невинный вопрос поверг физика в смущение. Впервые за несколько минут он замолчал. Выдержал паузу и признался:
– Я не знаю.
Истолковавший его смущение по-своему, вспомнивший студенческие времена Давыдов подбодрил коллегу:
– Да ты не стесняйся. Сахара тут – целый килограмм. Хочешь, я тебе и пять ложек положу. Сколько все-таки?
– Не знаю, – повторил Гетманов.
– Ты сам-то сколько ложек кладешь? – уже раздражаясь, поинтересовался Николай.
На ум ему пришел некий не слишком щедрый человек, ни разу в
