Он разросся в целую гамму какого-то бессильного отчаяния и замер в морозной тишине высокой, жалобной нотой. Эхо внизу повторило голодную песню. Не успело оно смолкнуть, как до слуха донесся шум. Он ураганом несся на охотников из леса. Вот мелькнул один олень, второй… Мимо бежало обезумевшее от страха стадо. Уваров насчитал шесть оленей. Шум удалялся и вскоре заглох далеко за лесом. Поначалу фыркавшие лошади бесновались и громко ржали.
– Вот, Слава, какие мы с тобой охотники, – сокрушенно заметил Давиденко, – стоило тащиться в такую даль, чтобы упустить шесть великолепных экземпляров.
Действительно, выходя на улицу, никто не захватил с собой ружья. Волки, считай, бесплатно выгнали добычу на охотников, а те её прозевали. Между тем такая услуга у егерей стоит $500. Но обычно выгоняют кабанов.
– Эко беда, – сказал Сафрон, неодобрительно покачивая головой, – Какой худой место остановились ночевать.
И тут Давиденко вспомнил о странном звуке:
– Я кажется слышал на сопке, как выли волки, я не догадался.
– Почему не сказал? Надо иметь привычка: что не понимаешь, спрашивай. Мы бы оленя караулили, – упрекнул Сафрон, всматриваясь в темноту.
И он стал разжигать костер. Собаки всё ещё тянули в сторону, откуда донёсся вой. Они визжали и оглядывались на людей, как бы говоря: неужели вы не слышите, что там делается?
– Давай отпустим собак, – настаивал Давиденко.
– Нельзя, – забеспокоился Сафрон. – Они отгонят оленей ещё дальше, пуганые олени собаку от волка не отличают, далеко убегут.
Из-за макушек елей выглянула луна, и тотчас заметно посветлело. Собаки, видимо, доверяясь тишине, улеглись спать. Лошади тоже успокоились.
Пока ходили, в палатке потухла печь. Сафрон подбросил стружек, сушника, и огонь ожил. И он ушел в свою палатку, в которой разместился вместе с помощником Иваном. Но не успели Уваров с Давиденко перекинуться словом, к ним заглянули егери – как же, они помнят, что в одной из сумок храпит водка. Однако они обставили своё появление тем, что им не терпится рассказать о жизни волков – благо есть отличный повод.
– У-у-у, проклятый, шибко хитрый хищник! – протянул Сафрон, закусывая копченым салом.
И они с Иваном развили тему.
Плохо волку зимой – нечем поживиться, а голод мучает. Жизнь серого бродяги с самого рождения безрадостна – словом, волчья жизнь! Волчица не балует детей лаской. Как только у щенков прорезаются глаза, она начинает приучать их к жестокой борьбе за существование. Горе волчонку, если он в драке завизжит от боли или проявит слабость! Мать безжалостна к нему. Она понимает, что только сильный и жестокий в своих стремлениях зверь способен выжить зимой в лесу. Поэтому волк с самого детства бывает бешеным в злобе, доброе же чувство никогда не проявляется у него даже к собратьям. Достаточно одному из них пораниться или заболеть, как его свои же прикончат и съедят.
Ляжет на землю зима, заиграют метели, и с ними наступит голодная пора. Зимой
