бы странно, если б в тридцать я по-прежнему подводил глаза черным, не так ли?
– Дело не в этом. Ты… Что? Что такое? – заволновалась она, вскинув голову, и проследила направление его взгляда.
– Нет! Да ладно, нет!
Он вскочил и стремительно пересек комнату, чтобы замереть возле дальней стены, как и прочие, увешанной картинами в рамах, вот только привлекла его вовсе не одна из них.
– Лилия-Лилия… – произнес он, покачиваясь из стороны в сторону, словно от перемены угла зрения изображение могло измениться, но оно, разумеется, не менялось, а она пробормотала что-то вроде: «Так вот чего тебе не хватало», впрочем, он все равно не услышал. – Лилия, это уже слишком.
– Что и требовалось доказать! – весело крикнула она в его спину. – Раньше ты готов был заплатить за то, чтобы твой портрет украшал заведение вроде этого! Причем, в полный рост!
– Я уважаемый человек, художник, ты пойми, у меня госзаказы… А что, если кто-то узнает?..
В молчании, которое показалось ему бесконечным, она подошла, по-прежнему неразлучная с бокалом, встала рядом в точно такой же позе – чуть отставив ногу, со сложенными на груди руками, – и подарила стене улыбку.
– Узнает твои обтянутые черной лайкрой коленки десятилетней давности? Ты шутишь?
– Не понимаю, зачем ты вообще…
– Потому что это красиво, – обронила она и вдруг сцепила пальцы, и набросила ему на шею петлю своих рук. Альдегиды брызнули в лицо, как кровь из лопнувшего капилляра, он почти задохнулся, он не дышал ими, он их ел. – Покажи мне его… – Ее язык упорно искал лазейку, но он не мог заставить себя ни что-то почувствовать, ни хотя бы притвориться. – Я хочу увидеть того прежнего Роберта. Ты ведь ничего с ним не сделал?
– Сама же сказала… – Он с усилием разжал ее руки и продолжил держать за запястья, чтобы она не вздумала повторить попытку. Так они оставались и близко, и спасительно далеко. – Я – другой. И этот другой тебя не хочет.
Растрепанные кудри скрыли половину ее лица, единственный видимый глаз метал молнии. Он отбросил ее руки, и те безжизненно повисли вдоль тела. Если бы сейчас он легонько толкнул ее в грудь, она, наверное, упала бы, не сгибая коленей, плашмя, будто резиновая кукла – он вдруг отчетливо это представил и дернул уголком губ, подавляя усмешку. Чего-то не хватало. Он беспокойно осмотрелся по сторонам, но ничего подходящего не нашел и, опустив взгляд, стянул с шеи клетчатый шарф-кашне.
– Пожалуйста, не шевелись…
Ткань легла на глаза, несколько прядей затянуло в узел на затылке, и она шикнула от боли, но он успокоил ее поглаживанием по спине. Длинные концы обвились вокруг шеи – хватило на два обхвата, может быть, слегка перетянул, но дышала она ровно, хотя сквозь слой пудры уже проступал приятный глазу оттенок бургундского.
– Роберт?
– Ш-ш… – попросил он, бесшумно выставляя на середину комнаты стул и ощупью придвигая к себе коробку с пастелью. – Дай мне пять минут. Всего пять.
Стиснув зубы
