готовишь на целую толпу здоровых мужчин? – Джулиана до сих пор так и не осознала толком этого факта. Она, кажется, привыкла совершенно к другому раскладу. – И тебе никто не помогает?
– Почему не помогают? – вздохнула Бетси. – Помогают двое мальчишек-полукровок и старик Тук. Рубят дрова, носят воду, режут скотину.
– Бетси, в любом приличном доме на кухне работают несколько человек. А ведь кормят они не такие толпы. Удивительно, как ты справляешься.
– Я работы не боюсь, – пожала плечами Бетси. – Только вот с уборкой и переделкой никто нам с вами помочь не сможет.
– Наверняка среди стригалей и пастухов есть умелые парни.
– Есть, но они освободятся не раньше чем через три недели. Стрижка овец близится.
– Тогда у нас есть время все отмыть и устроить так, чтобы ты больше руководила домом, а меньше работала, – заметила Джулиана.
– Матушка мистера Джейми сама готовила и убирала, пока не слегла, – ударилась в воспоминания экономка.
– Мир меняется. Увидишь, насколько все станет легче, если взяться за дело с научным подходом, – оптимистично провозгласила Джулиана.
– Вам виднее, – кивнула Бетси. – В этом доме давно не было хозяйки, а мужчины быстро дичают без женской руки. Только…
– Что?
Выражение лица экономки было кислым донельзя.
– С этого все и начинается: вы перебираете простыни в его доме, а потом…
– Ах, Бетси! – вздохнула Джулиана. – Поверь мне, я просто хочу хоть чем-то отблагодарить за помощь и гостеприимство. Это все. Никаких непристойностей.
– Я видела! – мрачно прошептала Бетси. – Я видела эту тьму в его глазах. Он хороший человек и истинный джентльмен, но мистер Джейми… он мужчина, и этот темный огонь овладеет им. И вы обожжетесь. Или сгорите. Оба.
Джулиана вздрогнула и замерла, едва дыша.
Она чувствовала, как его пальцы прикасаются к ней, ладонь скользит по ее коже, вызывая во всем теле безудержную дрожь. И хочется, чтобы так было всегда. Хочется быть здесь – в этой комнатке с наглухо закрытыми окнами, чтобы ни один лучик дневного света не прорвался, чтобы только свеча, освещавшая двоих на кровати, была источником света…
– Джулиана…
Его шепот, быстрый, отчаянный какой-то. И она выгибается ему навстречу, готовая полностью себя отдать, вместе с бессмертной душой, если он попросит. Ей кажется, что она горит; это пламя ночи, черное пламя. И вместе с тем – очищающее и обновляющее: в нем она будто рождается заново, хотя мнится, что сейчас рассыплется пеплом…
– Джулиана!
Она тоже выдыхает имя. Чье? Какое? Она не помнит, позабыв уже через долю мгновения. Сейчас самое важное – не его имя, а какой он. И то, что он с ней, здесь, навсегда. Навсегда, растянутое в минуты, в отчаянный стук двух сердец, в губы, смятые поцелуем. Тот, кто
