и не любила в этом признаваться, а учиться не захотела. В других же партнершах мне всегда чего-то не хватало, наверное – тебя!
Я смущенно отвела взгляд, тот танец на московском балу так и остался единственным, после нашей встречи. Мне очень не хотелось давать Хорьку еще один повод для ревности, сам он не был расположен к танцам. А теперь я жалела о своем решении!
Наш разговор прервали торопливые шаги, и в дверях появился Волк, тащивший за руку подругу. Я поняла, что Инесс не удержала в себе информацию, и мой наставник намерен серьезно поговорить со мной.
Я твердо встретила его гневный взгляд и нарочито весело заявила:
– Ты очень кстати, Алекс! Мы, как раз, говорили о том, что я задолжала Вольфу настоящий танец! Вот, ты нам и сыграешь!
Волк собрался было возразить, но тут к нему повернулся Барон, на лице которого проступало такое отчаянное желание, что Алекс сдался и, усадив Инесс на диван, пошел к инструменту. Он не хуже нас понимал, что этот танец, вполне, мог оказаться последним.
Мой наставник занял место Вольфа, который подошел ко мне и, поднеся к губам мои пальцы, чуть слышно спросил:
– Что мадемуазель желает танцевать?
В душе вздрогнула какая-то струна, родившая удивительно яркое воспоминание:
– Что-нибудь классическое, лучше всего – танго!
Глаза Барона вспыхнули, он тоже вспомнил наш первый вечер в доме Волка. Алекс с пониманием взглянул на нас, тронул клавиши рояля, и родившийся звук, как будто, перенес нас в прошлое. И родился танец. Танго всегда рассказывает историю, обнажает чувства, особенно, если их разделяют оба партнера. И делает их очевидными для окружающих. Но я об этом не думала, а полностью отдавалась танцу, который страдал по несбывшемуся и неосуществленному. И на последнем аккорде, когда Вольф склонился, вместе со мной, почти до полу, его губы почти беззвучно прошептали:
– Люблю тебя!
Я приоткрыла губы, чтобы ответить, и в этот момент встретила взгляд Хорька, горящий яростью и болью. Я отстранилась от Барона, но прежде чем смогла произнести хоть слово, Алешка резко развернулся и бросился прочь из комнаты. В прошлый раз, тридцать лет назад, так поступил Барон, увидевший, как мы с Хорьком целуемся. То был вечер в квартире Дока, когда Алешка впервые осознал, что значит – убить человека. Не в пылу схватки, а совершенно намеренно, хуже того – исподтишка. И как быстро приходится взвешивать жизни на весах судьбы. Свою и чужие. Судьба же, с завидным усердием, вплетала в свой узор похожие нити. По взгляду Вольфа было понятно, что и он вспомнил тот случай.
– Ты все это специально затеяла! – мрачный голос Волка вернул меня в реальный мир.
– Если судьба, так упорно, складывает узор, закручивая похожий виток, то пытаясь помешать ей, можно разрушить все полотно! – уверенно ответила я. – Пусть лучше идет, как идет, хотя бы, можно попытаться спрогнозировать ее следующие шаги!
