рыжекудрый парень, на вид не старше двадцати пяти лет.
«Интересно, это сын или племянник?» – быстро подумала я и, махнув своим удостоверением перед его носом, представилась:
– ГорУВД, капитан Татьяна Иванова. Занимаюсь расследованием гибели Олеси Милехиной. Мне необходимо побеседовать с Кларой Валентиновной Севастьяновой.
Эти фразы я произносила уже в каком-то автоматическом режиме, и интонация была вполне адекватной.
Парень же поначалу смутился, потом как-то испугался и напрягся.
– Клепа! – нервно крикнул он через плечо. – Это к тебе.
«Очень интересное обращение, – заметила про себя я. – Надо полагать, и отношения с женщиной гораздо старше себя у этого рыжего тоже интересные».
Парень слегка посторонился, пропуская меня в квартиру, но не настолько, чтобы можно было свободно пройти. Мне пришлось буквально пролезать между ним и дверью. И тело мое очень тесно соприкоснулось с телом хозяина. Я почувствовала его запах. У меня внезапно появилось желание двинуть наглеца коленом в пах, но я не стала этого делать, не желая раньше времени портить отношения. И ограничилась тем, что, взглянув в нагло ухмыляющуюся рожу, чувствительно ткнула его локтем в солнечное сплетение. Рыжий охнул и отпрянул.
– Вовик, не шали, – с притворной строгостью одернула его мадам лет сорока пяти, выглянувшая в прихожую. – Тебя могут неправильно понять.
«Вовик! – промелькнуло у меня в голове. – Не его ли видел Василий крутящимся возле Олеси прошлой осенью?!»
У меня появилось огромное желание прижать Вовика к стенке, вцепившись ему в горло, и не отпускать до тех пор, пока он во всем не признается. Однако до поры до времени необходимо сохранять хладнокровие.
Я представилась матери Олеси, повторив трюк с удостоверением.
– Вы ко мне поговорить о моей бедной девочке… – Дама поднесла к сильно накрашенным глазам платочек, но, как она ни старалась, заплакать не удалось.
Клара Валентиновна театрально вздохнула, как кисейная барышня, и махнула рукой в сторону комнаты:
– Проходите. Меня зовут Клеопатра. Только, ради бога, разуйтесь. У меня, знаете ли, ковры.
Она с таким неодобрением взглянула на мои ноги, будто я была обута не в дорогие фирменные туфли, а в драные калоши с прилипшими ошметками грязи.
Тем не менее я послушно разулась, отметив про себя, что ковры – это слишком громко сказано. Обычные половики, возраст которых колебался между тридцатью и сорока годами. Тогда им действительно не было цены, но не из-за стоимости: достать их можно было только по великому блату. Да и мебель, стоявшая в комнате, старая, обшарпанная, хотя лет тридцать назад считалась верхом совершенства.
Вовик же, потоптавшись возле меня, удостоился гневного взгляда хозяйки, понял, что ведет себя как-то не так, и поспешил удалиться.
Меня на какой-то миг охватило сомнение: не
