растянуть эти свои талончики на две недели, она собрала все семейство и двинулась в «Пассаж», под стеклянной крышей которого как раз и располагался основной питательный пункт.
По мраморной лестнице со стертыми до острых углов ступенями лепились очереди голодных. Что еще запомнилось? Как ни странно, обилие света. Остатки кафеля на полу и на стенах отсвечивали солнечные лучи, проникающие сквозь разбитый грязный купол. Беспорядочно порхали воробьи, и зловеще кружили вороны. К концу войны этот купол, кажется, обвалился.
В меню было одно блюдо – «горячий суп с капустой». Отнюдь не щи и уж тем более не борщ. Подсобники с красными повязками вываливали в котлы с кипятком грубо нарубленные кочаны. Там они более или менее размягчались. «Суп» обладал удивительной зеленоватой прозрачностью, потому что в нем не было никаких питательных добавок: ни картошки, ни крупы, ни свеклы, не говоря уже о мясе или масле. Похоже, что и соли туда не добавляли, хотя подсобники растаскивали мокрые, с обрывками упаковки булыги минерала. Иными словами, питательный состав был близок к совершенству: горячая вода с кусками капусты.
Мы, семья Котельниковичей, все дети, плюс школьница Шапиро, тетя Котя, тетя Ксеня и баба Дуня, покончили со своей едой, не вдаваясь в подробности вкуса. Миски и ложки у нас тут же отобрали и показали нам всем на выход. Запомнилось ощущение горячей тяжести в желудке.
«Хоть и противно, а все-ш-таки полезно», – сказала тетя Ксеня.
Вокруг среди выходящих повторяли популярную фразу тылового кошмара: «Жить можно».
«По крайней мере сегодня», – дерзковато хохотнула школьница Шапиро. Она даже крутанула какой-то фокстротик и чуть-чуть пукнула капустным пузырьком.
Пытаясь вспомнить сейчас страшную голодную зиму 1941–42-го, мне кажется, что мы, тогдашние дети, подсознательно испытывали ощущение полной заброшенности. Советский Союз на грани краха. Никто не печется больше о наших жизнях, о наших школах, об отоплении, о завтраках, о прививках, о медпунктах, о выдаче валенок и галош, об утренних гимнастиках, преподавателей которых одного за другим отправляли на фронт для полного уничтожения или частичного искалечивания. Приближается общий тотальный ужас – фронт! Идет волна зажигательных бомб. Кто спасет наши дряхлые дома от полыхающих стен? Какую пользу принесут бочки с водой и ящики с песком? Любые фотографии или кадры «Новостей дня» говорят какому-нибудь смекалистому мальцу, что против нас на больших скоростях движется европейская техника, что сонмище мотоциклистов – это новое поколение безжалостных захватчиков.
Акси-Вакси иной раз вспоминал бодрость довоенного Агитпропа. Вот, в частности, по музыкальному департаменту Гражданской войны – ведь сколько было мечтательных музык! Вот возьмите, например, «Там вдали, за рекой зажигались огни, / В небе ясном заря занималась, / Сотня юных бойцов из буденновских войск / На рассвете в поля поскакала…» Или там: «Дан приказ: ему на запад, / Ей – в другую сторону, / Уходили комсомольцы / На гражданскую войну…»
Ах,
