все здесь подохнете!» И мы все разбежались…
Как я добрался до Челябинска, даже не помню. По-моему, еще все вместе. А вот оттуда уже кто как мог. А я там на вокзале сошелся с местными воришками. Туда-сюда, познакомились: «Ну, как там жизнь в Стерлитамаке?» – «Жить можно». И один из них дал мне ключ. Я на остановке дверь вагона открою, мои ребята нырк туда, попрячемся кто где, пока поезд не двинется, а там уже разбирались. Вот так добрались до Уфы, а оттуда до Стерлитамака уже легко. Правда, тогда я чуть не погиб. Ехал на крыше вагона, трубу обнял и уснул. А проснулся оттого, что меня крепко тряхануло, еще бы чуть-чуть и точно бы скатился…
Мы тогда жили за Ашкадаром и помню, приехал домой утром, тут как раз и соседка пришла. Стою на пороге и слышу через дверь, как она спрашивает родителей: «А как там Толик?» Тут я дверь открываю, мать с соседкой чуть в обморок не упали…
Из Караганды-то мы все вернулись, но на завод решили не возвращаться, потому что фактически сбежали оттуда, да еще и продали казенное белье. Но нас стали вылавливать, и многих из наших тогда посадили. По шесть месяцев давали… А к нам домой раз пришли, другой, но всякий раз я успевал спрятаться. Отец в то время уже работал завхозом в одном из госпиталей, и я там у него среди раненых скрывался. Но сколько так можно было бегать? И в один момент я сказал отцу: «Лучше в армию пойду, чем в тюрьму!» Отец через начальника госпиталя вышел на людей в военкомате, мне выписали повестку, и помню, что на 23 февраля оказался в Тоцких лагерях.
Личный состав 112-го ОРАД
Вначале я попал в Алкино, это под Уфой. Там находился большой пересыльный пункт, и постоянно приезжали за солдатами «покупатели». Помню, приходил набирать один моряк, а мне очень хотелось во флот, но не взяли. А попал я в учебный разведывательно-артиллерийский полк, и в этом 6-м УРАПе пробыл месяца три, наверное. Ох и натерпелись мы там… И голодали, и мерзли, я даже палец на ноге отморозил. Ботинки-то выдали тесноватые, вот и отморозил…
А голодали так, что я даже шинель у командира полка стащил. Как-то послали нас двоих к нему на квартиру ремонтировать свет. На стуле висела шинель, и когда уходили, я ее прихватил и поменял у бабки из ближней деревни на двадцать пирожков. Два дня их ел, но меня, конечно, быстро вычислили и посадили на пятнадцать суток на гауптвахту. Хорошо еще, что дали простого ареста, а то по строгому баланду таскали только через день…
Какое-то время отсидел, и тут ребят с нашей батареи поставили в караул. В один день они пришли ко мне и говорят: «Толя, там пришел какой-то капитан, набирает на фронт!» Я упросил старшину – он меня отпустил и пошел, и вместе со всеми встал в строй. Все училище там выстроили. А капитан со списком ходил вдоль строя, смотрел и указывал: «Этого! Этого! Этого!» А я же почти все пятнадцать суток уже отсидел, меня шатает от ветра… Он дошел до меня, развернулся и пошел. Я сразу расстроился, эх, опять не взяли, опять голодать… Но капитан прошел немного, вернулся и показал на меня: «И этого!»
