был главой российской администрации.
– А чего ваши чернобыльские муданты в нашем брянском лесу делают? – после долгой паузы спросила Сова.
– В основном девок ловят, – ухмыльнулся дед. – Тебя ведь тоже поймать хотел?
– Я вот ему поймаю! – послышалось отчетливое клацанье затвора. – Пусть только встренется еще раз!
– Ты зачем «вальтер» откопала?
– От вас, хохлов, обороняться!
– Не шали, Елизавета…
– У меня лукошко на второй заставе осталось! И ножик… Я женщина одинокая, помочь и защитить некому, завтра сама пойду…
И будто всхлипнула. Это она так на жалость давила, надеясь, что Куров сходит и отыщет корзину или уж, на худой случай, с ней пойдет, но все подобные приемы бывшей супруги дед давно изучил и никак на них не реагировал: стоит чуть слабину дать, как верхом на шею сядет и понукать будет – характер такой. Дед в ответ включил телевизор, растянулся на койке, словно сытый кот, и Елизавета Трофимовна поняла: не разжалобить нынче бывшего супруга.
– Письмо в щелку просунь! – потребовала она.
– Какое письмо?
– От внука моего!
После раздела хаты в перегородке оставалась единственная щель – за печкой в углу: хата от старости проседала, и, как ни затыкали, ни заделывали, щель все равно светилась одинаково в обе стороны.
Дед даже не шевельнулся:
– Мне адресовано!
– А я его бабка родная! Имею право! Суй сейчас же, а то будет тебе газовая атака!
Куров покосился на противогаз, висящий всегда наготове, под рукой, и потянулся:
– Только попробуй… Свет отключу.
Электрические пробки остались на дедовой половине хаты, и, бывало, зимой, когда темными вечерами Сова смотрела сериалы, эта угроза действовала безотказно. Но сейчас на дворе еще солнце не село, поэтому бабка простучала босыми костлявыми пятками по гулкому полу и громко брякнула печной заслонкой.
– Нюхай, хохляцкая рожа!
Степан Макарыч хладнокровно напялил резиновую маску противогаза, распахнул окошко и, поправив подушку, уставился в телевизор – показывали новости. Печь уже прогорала, поэтому синий, угарный дым почти не застилал экрана, не мешал смотреть и медленно уносился на улицу. Елизавета Трофимовна выждала минут пять.
– Ну чего, живой еще, бандера? – спросила наконец.
– Что мне сделается? – пробубнил сквозь маску Куров. – Я уж привык терпеть от вас, москали проклятые. Погоди, вот хохлы вступят в НАТО и покажут вам кузькину мать.
– Нехай вступают! – без особого азарта подбодрила Сова. – И поскорей! Вот уж потехи будет – хохлы в НАТЕ!
– Чего же потешного?
– Так ей же сразу хана придет!
– Кому – ей?
– НАТЕ твоей!
– А они тогда – в Евросоюз!
– И союзу этому будет полный кирдык! Вы, хохлы, – наш засадный полк. Мы вас скоро в Штаты зашлем! Шоб разъединить их к чертовой матери! От них вся зараза идет…
