с Харги здоровался?..
Сергей с жадностью набросился на еду. Не обращая внимания на боль в руках, красными пальцами хватал поджаренные на огне пластики печени, обжигая губы, запивал мясным бульоном, тут же хватал большие куски вяленого тайменя, отправлял их в рот и, почти не разжёвывая, глотал. Ченка улыбалась, суетилась, обжаривая и подавая ему новые кусочки печени, мяса. Но потом вдруг вырвала у него кружку с бульоном и поставила на стол:
– Хватит, отнако. Кушал маненько, потом ещё кушай путешь. Сразу много незя, живот ругаться путет.
Сергей нехотя повиновался, покорно отвалился на спину и тут вдруг вспомнил:
– А у вас тут что, на заимке корова есть?
– Так, отнако, – равнодушно ответила Ченка. – Пелагия доит, Ивашка кормит, поит, чистит. Агафон молоко пьёт.
– А что, – робко спросил Сергей, – можно молоко попробовать?
Женщина удивлённо посмотрела на него, но потом, как будто что-то вспомнив, радостно хлопнула себя по бедрам:
– Ой, бое! Ты, отнако, люча! Малако люпишь? Скажи, Ченка принесёт малако. Все лючи малако пьют. Я малако не пью, не умею, не кусно. Ченка люпит пить горячий шир. Загбой люпит шир пить. А Улька не люпит. Улька люпит малако. В её жилах пешит польше русской крови. Русская кровь малако люпит. А тунгус любит жир амикана.
– А где Уля? – вдруг спросил Сергей.
– Ульянка? – встрепенулась Ченка. – Эко! Долго спишь, отнако, как барсук. Ульянка рано стаёт, как аскыр, – и засмеялась собственному выводу. – Два раза пегала, смотрела тебя. Парку хочет тебе шить. Твоя хутая сопсем. Зимой холодно путет, замёрзнешь.
– Где шьёт? – не понял Сергей.
– Как где? – удивилась Ченка. – Тома, отнако.
– Так она что, с тобой не живёт?
– Не. Там шивёт, – махнула рукой на улицу и, несколько склонив от обиды голову, пояснила: – В польшом томе. Я трупка курю, Уля не люпит, чихат. Каварит, шипко плоха, кто курит. Зверь патом нюхает талеко. Знаю, отнако, привыкла. Агафон казал, чтопы Улька жила польшом томе. А меня гонит, казал, что я оленями пахну…
Она отвернулась, смахнула набежавшую обиду рукой, повернулась уже с улыбкой:
– Уля притёт, парку кроить путет. Я тебе арамусы[5] сошью. Загбой притёт, лыжи колоть путет. Тогта томой шагать путешь. Отнако это патом путет. Тебя лечить нато. Здоровым нато пыть, хотить много и долго. Тайга любит сильных и здоровых! Тайга не люпит польных и слабых. Теперь, отнако, давай, пудем руки и ноги широм мазать.
Ченка зацепила ладонью пригоршню своей мази и так же, как вчера, стала осторожно втирать жир по обмороженным местам. От боли Сергей поморщился, глубоко вздохнул, но вытерпел, подчиняясь опытной целительнице. Чтобы хоть как-то отвлечься от неприятного, но необходимого лечения, вспомнил о новом, ещё не знакомом ему имене:
– А кто такой Загбой?
– Закбой? – удивилась женщина. – Мой отец, тет Ули.
– А где он сейчас?
– А кто знат… – равнодушно махнула Ченка рукой куда-то на
Арамусы— длинная, во всю ногу, меховая обувь (
