«Нанук» и «Обыкновенный фашизм» живут, обретают всё новые и новые миллионы зрителей, готовых час-другой пожить в воображаемом мире, созданном художником. Они, зрители, прекрасно умеют читать «дорожную карту», на которую нанесён воображаемый путь между Кёльном и Аахеном.
Видимо, здесь же разгадка «второго пришествия» советских фильмов на российский экран в XXI веке. Мир этих лент, понятно, сильно отличался от реального мира СССР. Но как тогда, так и сегодня завораживают достоверность психологического рисунка характеров, тонкости человеческих отношений, понимание мотивов и особенностей поведения героев. Всё это далеко не полностью зависит от показаний календаря или от цветов государственного флага над Зимним дворцом, Кремлём.
.. Не так давно мы – режиссёр Виктор Лисакович и я – работали над неигровым фильмом «Высокая ставка», приуроченным к столетию начала Первой мировой войны. Предметом экранного рассмотрения стала Ставка Верховного Главнокомандующего русской армией в Барановичах и Могилёве. В нашем распоряжении была масса документов, рисующих отчётливый, беспрекословно точный механизм деятельности военного учреждения. Но документы тянули за собой на экран именно механизм командования, а не столкновение человеческих характеров. Логика сложения фильма привела нас к ключевому эпизоду, точнее, даже к одной из основных линий экранного рассказа. Речь идёт о трудных, в чём-то даже трагических отношениях Николая II с главнокомандующим, великим князем Николаем Николаевичем.
Главнокомандующий приходился царю дядей и на протяжении всей войны бился в тисках противоречия: как монархист, склонялся перед волей императора, а как старший родственник был невысокого мнения о способностях племянника. В свою очередь и малорослый монарх робел, чувствовал себя неловко перед князем-великаном. Отношения осложнялись и вмешательством Распутина в государственные дела и семейную обстановку. Не стану это всё пересказывать. Здесь важно только одно: письменные источники, «документы» не давали возможности достоверно в это проникнуть. В конце концов, всё это сконцентрировалось вокруг нескольких выразительных фотографий и кинокадров, прокомментированных на основе проверенных фактов.
Судя по откликам зрителей, линия «царь и великий князь» произвела как раз то впечатление, на которое мы рассчитывали. Почему? Думаю, потому, что здесь сделан акцент не только на документально фиксированные детали исторического времени, но и на общепонятные, общечеловеческие ситуации. Такие же или похожие столкновения характеров могли произойти в другой, нецарской семье, в другое время, по другим поводам. Узнаваемость лиц и положений достигается тут не хождением на поводу у фактов, а углублённым вживанием в обстановку, в нравы действующих лиц.
Тут опять не грех припомнить суждение Ю. Н. Тынянова о сложении исторической версии в литературном произведении: я начинаю там, где кончается документ.
Трудность
